Почти 15 лет - Микита Франко

Слава посмотрел на Льва и, не услышав никаких возражений, попытался найти общие слова:

— Есть одна практика, о которой Лев просил меня очень давно, но я ему отказывал. На днях я сказал ему, что готов её попробовать, и… всё стало странным.

— Каким?

— Ну, таким, как сейчас, — Слава развёл руками. — Вот эта странная атмосфера между нами и дома тоже.

Мариам повернулась ко Льву:

— Лев, а вас беспокоит атмосфера, о которой говорит Слава? Вы тоже её чувствуете?

Он нехотя откликнулся:

— Чувствую.

— Вас она беспокоит?

Лев повернул голову к Славе — снова столкновение взглядами. Он смотрел безэмоционально, даже холодно, и Слава начал сомневаться, будто что-нибудь когда-нибудь изменится надолго. Разве они способны сохранять мир в отношениях годами, если не продержались и месяца? Считанные дни, и вот он снова видит его тяжелый взгляд, за которым обычно следовал хлопок дверью, уход от ответа или — в худших случаях — удар.

Теперь же последовал вопрос:

— Почему ты не мне отказывал столько лет?

— Я… не хотел этого делать, — ответил Слава. — По разным причинам.

«Ты знаешь, по каким», — чуть не добавил он.

— Почему передумал?

— Я хотел как-то показать тебе, что ценю твои усилия в работе над собой, — произнёс он. — Что я их вижу… И, если честно, мне бы уже хотелось закрыть эту тему.

— Ты всё ещё не хочешь, — не спросил, а сказал Лев.

Слава не стал отпираться:

— Да, — и тут же начал мысленно искать оправдания: «Но я хочу сделать тебе приятно, но это может сделать нас ближе, но…»

— Я тоже не хочу, — отозвался Лев.

Слава, врезавшись в это откровение, как в стену, растерял добрую половину своих аргументов «за».

— Но… тогда… в чём проблема? — он ещё больше запутался. — Можем просто этого не делать.

— Может, в этом и проблема, — отозвался Лев. — В том, что я не хочу.

Слава заметил, как грудь Мариам под строгим жакетом едва заметно поднялась и тяжело опустилась вниз. Усталый вдох, который она явно пыталась скрыть, помог Славе почувствовать с ней единение: он её понимал. У него самого начинала болеть голова.

— Я не понимаю, — проговорил он. И повторил, стараясь вдуматься в каждое слово: — Проблема в том, что ты не хочешь… Почему это проблема?

— Конечно, ты не понимаешь, — неожиданно резко отозвался Лев. — Если бы я считал для себя возможным выглядеть, как ты, одеваться, как ты, подавать себя в обществе, как ты, наверное, я бы и к этому относился проще. Как ты. Но я другой, я… Я вырос на улице со скинхедами, я просто не могу так легко… так легко к этому относиться.

— Я понимаю, — Слава старался звучать мягко. — Просто мне казалось, это уже решеный вопрос.

Лев помотал головой:

— Пока ты мне отказывал, я мог думать, что мы делаем это, потому что ты не разрешаешь выстраивать наши сексуальные отношения иначе. Но теперь ты разрешаешь и… Мне это не нравится, потому что я не хочу действовать по-другому, но ты лишаешь меня оправданий.

— А перед кем ты собираешься за это оправдываться?

— Перед собой.

— Зачем?

Он снова отвернулся:

— Не знаю.

Слава перегнулся через подлокотник, взял Льва за руку, решив напомнить:

— Я тебя люблю.

— Я тебя тоже, — незамедлительно откликнулся он и даже — как будто бы — повеселел.

— Если я могу как-то облегчить твои переживания, скажи.

Лев неопределенно повел плечом, что можно было понимать как: «Скажу», а можно — «Отстань». Слава всё равно улыбнулся: таким он ему показался дурачком в этих странных маскулинных метаниях, но говорить так, даже ласково — «Ты дурачок» — он не стал. Это было непонятно Славе настолько, что хотелось фыркнуть от смеха, но то, что важно одному, приходится принимать и другому.

— Это правда важно, — для верности он сказал это вслух. — Я понимаю, что ты взрослел иначе, чем я. То, что тебя беспокоит, это… какая-то общественная установка, и мы можем вместе подумать, что помогло бы тебе от неё избавиться.

Лев устало потер переносицу, и сказал совсем не то, что ожидал услышать Слава:

— Ты мне стразики обещал.

— Я… — он смешался, — хорошо.

И Лев кивнул, будто поставил точку в разговоре. Только тогда Слава заметил, что Мариам почти не вмешивалась в их общение, и они разобрались в проблеме сами — без посредника, без модератора, без человека, который вовремя скажет: «Брейк». Ого…

Выйдя на улицу после сеанса, Слава почувствовал, как разрядился воздух: словно прошёл грозовой ливень. Лев держал руки в карманах пальто и неловко мялся рядом, глядя в землю — Слава забеспокоился, что облегчение почувствовал только он.

— Всё в порядке? — он обеспокоенно положил ладонь на его талию.

— Хочу ещё кое-что сказать, — не поднимая головы пробубнил Лев.

— Говори.

Тогда, выпрямившись, он всё равно отвел взгляд в сторону — вбок и немного в небо — и быстро выпалил:

— Когда мы с Шевой смотрели порно с видеокассеты его родителей, я всегда представлял себя на месте девушки, — выдохнув, он даже отступил, ускользая из-под Славиной руки. — Всё, это всё…

Слава не смог сдержать улыбки.

— Круто, — проговорил он, хотя не был уверен, что именно такого ответа ждёт Лев. — Ты… познавал себя.

— Всё, пойдем домой, — попросил он, уводя Славу за рукав из-под крыльца медицинского центра.

Они пошли рядом, и Слава, гадая, как помочь Льву пережить эту откровенность (которую он наверняка мысленно называл «ужасной»), сказал:

— А я в подростковом возрасте стыдился, что, когда дрочу, думаю о парнях, и поэтому натирал руки перцем, чтобы не дрочить и… не думать, — с печалью добавил: — Правда, всё равно думал, даже если ничего не делал…

— Боже… — проговорил Лев. — Мы росли в какое-то конченое время.

— Мне кажется, здесь это не «время». Здесь это просто… правила жизни.

Лев положил руку на Славины плечи, обнимая, и тёплое дыхание коснулось густых волос:

— Мы уедем. Я тебе обещаю.

Лев [91]

Он занимался настоящим-пренастоящим извращением, которого не позволял себе никогда, которое обходило его стороной, даже когда он был ребёнком и делал поделки в школе,