Тата - Валери Перрен

class="p1">Поворот ключа в зажигании, и «ситроен» стартует. Когда в 2007 году умерла Колетт, я была уверена, что вернусь в Гёньон, только чтобы погоревать на ее могиле. Я понимала, что вряд ли буду часто летать из Лос-Анджелеса в Бургундию. Я не знала, что тетя захочет лежать рядом с моими родителями, а не возле стадиона «Жан-Лавиль», который прекрасно виден с кладбища. Я полагала, что со временем стану ездить в Гёньон все реже и мы с Пьером и Аной навсегда останемся в Америке. Будем до старости вместе снимать кино. А еще мы мечтали об Италии. Хотели поселиться недалеко от Неаполя. Увы… Мечты остались мечтами. Красивый дом с бассейном и бугенвиллеями был продан. Я вернулась в Париж и вместе с Аной и Корнелией живу в квартире. И вот сижу в машине перед медицинским кабинетом на улице Дантона, чтобы сказать пару слов доктору Пьери. Чемоданы – Колетт и мой собственный – лежат на потертом заднем сиденье.

Я еще раз прослушиваю сообщение Аны, чтобы утешиться ее голосом: «Мамуся, я на месте, это просто мечта, здесь жутко красиво, люблю тебя».

Вот ведь какая странность – когда Ана живет у отца, она завтракает и обедает с… ними. Дышит тем же воздухом, и я справляюсь, но схожу с ума от мысли, что она проводит каникулы с «той, другой», что «та» плавает рядом с ней в Индийском океане.

Войдя в кабинет, я обхожу строгую секретаршу и сталкиваюсь с капитаном Рампеном.

– Здравствуйте, мадам Дюген. Как у вас дела? Надеюсь, все в порядке?

– Я хочу поговорить с доктором Пьери. Три года назад он поставил свою подпись на свидетельстве о смерти моей тети.

– Его секретарша меня предупредила. Вы не можете лезть в мою работу.

– Но…

– Мы ведем расследование. Отвезти вас на улицу Фреден?

– Спасибо, нет, я на ма… Мне что, запрещено общаться с врачом?

– Я бы предпочел, чтобы вы с этим подождали.

Он ведет меня к выходу, и мы оказываемся на улице.

– Буду ждать вас перед домом, чтобы передать ключи.

Он убеждается, что я в машине, садится за руль и едет следом. Легавый за спиной, как будто я преступница в розыске. Смешно, право слово, но я бы не возражала, это значило бы, что мной хоть кто-то интересуется.

Я еду по пустынным улицам. Думаю о Луи Бертеоле, который появился у меня на диване и тут же исчез, о чемодане Колетт, оставленном у входной двери. Он предупредил нас с Корнелией, что уедет на несколько дней, связаться с ним можно, только послав сообщение на почту.

Когда я спросила, на что тетя жила эти три года, Луи сказал, что пресловутый шерстяной чулок, где она якобы держала свои капиталы, не был выдумкой, а с 2002-го она меняла около десяти тысяч франков в месяц на евро. И так больше года. Банкир с улицы Свободы, очень ее любивший, закрывал на это глаза. Кроме того, Колетт работала для модного магазина. «Ей нравилось чувствовать себя полезной, было чем занять время. Колетт ведь трудилась с юности». Она шила шторы, занималась мелким ремонтом и переделкой. Луи брал ткани, мерки и выкройки в ателье на выезде из города, приносил их Коллет в ее «тайное жилище», а когда она заканчивала работу, переправлял все в магазин. Платили Колетт наличными. Никто не задавал вопросов, претензий никогда не возникало, отделка была безупречной.

Исчезновение Колетт было организовано с такой изумительной изобретательностью, что еще очень долго никто ни о чем не догадывался. Кроме Луи. Он знал. Интересно, она выходила из дома, чтобы прогуляться или побывать на кладбище?

Я паркуюсь перед «тайным жилищем». Мне кажется, что растущие вокруг деревья стали еще выше. Соседка в доме напротив поднимает занавеску и машет мне. Нужно будет сходить к ней. Капитан Рампен говорил, что его люди обошли квартал и доложили: никто не знал, что мадам Септамбр жила здесь.

– Даже дама напротив?

– Она недавно въехала. И ей бы понадобился подъемный кран, чтобы заглянуть внутрь дома мадам Септамбр.

Сирил Рампен протягивает мне связку ключей:

– От ворот и входной двери, маленькие – от садовой пристройки.

– В прошлый раз я не обратила на это внимания, но взгляните – тут нет почтового ящика.

– Точно так. Мы не нашли ни корреспонденции, ни рекламных проспектов.

– Не иметь почтового ящика – все равно что не существовать.

Пауза длится несколько секунд.

– Звоните мне при любой необходимости.

Ненавижу подобный покровительственный тон. Прощаюсь с жандармом и закрываю тяжелую дверь. Поворачивая ключ в замке, осознаю, что внутри холодно, пахнет затхлостью и жавелевой водой. Не понимаю, что я здесь делаю. Ночевать в доме покойницы – не ах какая идея, лучше было снять номер в «Монже», сюда приходить днем, а кассеты послушать в Париже, с Корнелией под боком. Я принимаю одни только дурацкие решения. Моя дочь плавает с дельфинами, ее отец обмазывает «ту, другую» кремом для загара, а я вознамерилась засесть на неделю в мрачном доме.

Хватит оплакивать свой «жалкий жребий» и поносить себя, пора призвать на помощь веселую силу, которая наполняла меня вдохновением. А еще вдохнуть ярость в жизнь, заставлявшую меня ругаться, как ломовой извозчик. Ну же, Аньес, черт бы тебя побрал! Я не могла утратить все то, что во мне было, оно где-то прячется, подобно глазам, рукам, рту, животу. Ничего не изменилось. Я не пуста. Сейчас включу музыку, открою окно, перестираю белье и шторы, вымою пол. Надо поговорить с тетей. Вслух, громко, прежде чем слушать ее голос на кассетах.

У меня странное ощущение, я как будто попала в унылый дом отдыха. Чего от него ждать?

Ладно, сейчас проветрим, откроем окна, и море окажется совсем близко. Бегу на рынок за привычными чистящими средствами, вином, абрикосовым соком, газированной водой, рисом, кукурузой, тремя помидорами, бальзамическим уксусом, пакетом чипсов и свечами, а вернувшись, нахожу на коврике кастрюльку овощного супа и записку: «От соседки из дома № 21». То есть от дамы, которую я недавно видела в окне. Что, если угощение отравлено? Плевать. Зайду к ней попозже и поблагодарю.

Два часа делаю уборку в доме, где вроде бы не было грязно, и к нему постепенно возвращаются цвета.

Я достаю из чемодана надувной матрас – старый, допотопный. Мы с Пьером возили его на заднем сиденье машины и надували, когда останавливались, чтобы провести ночь на природе или отдохнуть. Как же часто мы занимались на нем любовью… Забудь об этом! Думай о дне сегодняшнем, а к этому