Причуды старика - Флойд Делл

Он так и не добился уступки, и постепенно у него развилась довольно безобидная привычка, которая тем не менее очень серьезно обсуждалась всеми Спэнгами: он стал ходить в салун на углу, чтобы там покурить и выпить кружку пива.

В сущности Мэбль не жаловалась на то, что он лишает ее своего общества, — к этому она привыкла; возмущалась она другим: салун, куда он ходил, посещался представителями низших слоев общества — извозчиками и каменщиками из беднейших районов. Она находила, что ему не подобает там бывать. Если бы он встречался со своими друзьями, она не стала бы протестовать, но вдруг кто-нибудь увидит его, входящего в этот трактир! Однако Натэниель заупрямился, и Мэбль поведала матери, что у него низменные вкусы. Она не забыла, как он когда-то увлекся той противной фабричной работницей. Должно быть, ему нравится беседовать с извозчиками и каменщиками!

Действительно, м-р Уиндл привык к салуну и стал с удовольствием прислушиваться к разговорам каменщиков и извозчиков. Сначала посетители трактира подозрительно поглядывали на его белый воротничок и белые руки, но вскоре привыкли к нему. Спокойно садился он за свой столик в дальнем углу, закуривал сигару и пил пиво. Иногда трактирщик Джонни Нолэн подходил к его столику и дружески перебрасывался несколькими фразами. Затем все стали с ним здороваться, а когда он уходил, желали ему спокойной ночи. Кто-то разузнал его фамилию, и теперь ее знали все. Говорил он очень мало, но с любопытством прислушивался к разговорам и спорам. Клиенты Джонни Нолэна, люди довольно придирчивые, решили, что он — славный парень, и дали ему это понять.

— Добрый вечер, м-р Уиндл, — говорил Джонни Нолэн, когда он подходил к стойке. — Вам, как всегда, кружку пива? Хорошая нынче стоит погода!

Дав пене осесть, он снова подставлял кружку под кран и добавлял:

— Знатные похороны устроили они вчера Эду Бурку! Ну, что ж! Он их заслужил. Эд был славный парень. Плохо только, что он всегда лез в драку.

А м-р Уиндл, которому была известна история Эда Бурка, отвечал:

— Да, м-р Нолэн, вы совершенно правы. Жаль его вдову. Ведь только неделя прошла, как они поженились.

Как удивилась бы Мэбль, если бы услышала этот фамильярный разговор! Конечно, она не могла бы понять, почему ее муж интересуется семейными делами рабочих ирландцев и с полным равнодушием относится к событиям из жизни Спэнгов и их соседей. Пожалуй, м-р Уиндл не сумел бы ей объяснить, в чем тут дело. Но он замечал, что она никакого интереса не проявляла, когда он начинал ей рассказывать о бедняках, бродягах, или людях, не принадлежащих к кругу ее знакомых. Следовательно, ее кругозор тоже был ограничен. Быть может, м-р Уиндл не интересовался ее родней, потому что именно они-то создали этот мир, в котором он жил, а бедняки были такими же беспомощными жертвами, как и он сам. Этого вывода м-р Уиндл сделать не сумел и простодушно удивлялся самому себе. Но несомненно, салун ему нравился; нравились и его завсегдатаи. Когда он с кружкой пива возвращался к своему столику, кто-нибудь из присутствующих поднимал голову, улыбался и приветствовал его:

— Добрый вечер, м-р Уиндл!

А потом он прислушивался к разговорам — не завяжется ли спор; ирландцы были хорошими спорщиками. Докурив сигару и выпив пиво, он направлялся к выходу, а ему вслед кричали:

— Спокойной ночи, м-р Уиндл!

Когда он возвращался домой, у него было легко на сердце: он знал, что завоевал себе теплое местечко в салуне Джонни Нолэна. Мог ли он от этого отказаться даже ради Мэбль? Не стоило ей объяснять — все равно она не поймет. Он мог только упрямо отстаивать свое право делать то, что ему нравится.

2

Матильда подрастала.

Было время, когда м-р Уиндл стал сомневаться, действительно ли она так чужда ему. Казалось, в спэнговские рамки не укладывались все ее чувства и стремления: было в ней еще что-то, чуждое семье Спэнгов, — что-то унаследованное ею от отца. Пожалуй они могли бы стать друзьями, она сумела бы его понять, если бы только он пошел ей навстречу. Но не очень-то это было просто — пойти навстречу. Необходимо было с ней поговорить. Когда-то, в раннем ее детстве, он смутно мечтал о том, что должен он сказать своей дочери. Да, что именно хочет он ей сказать? В сущности он не знал. И в эти минуты, когда могла возникнуть между ними близость, он ограничивался тем, что беспомощно брал ее за руку и смущенно молчал…

Отрочество миновало. Матильда была настоящей молодой леди и больше, чем когда-либо, принадлежала семье Спэнгов, и м-р Уиндл склонен был думать, что ошибался: не было никогда этих минут, сулящих возможность сближения. Пожалуй, он хорошо сделал, что промолчал: дочь сочла бы его дураком.

Настали восьмидесятые годы — годы экономического подъема, а лихорадочные семидесятые годы были преданы забвению. М-р Уиндл все еще продавал корсеты. Жена давно уже перестала его считать предприимчивым молодым дельцом, и семейство Спэнгов с ней согласилось. Он был из тех людей, которые не могут выйти из колеи. Конечно, в перспективе было Сан-Анджело и обойная фабрика. Дядя Джон когда-нибудь умрет… А пока семейство Спэнгов порешило, что Натэниел не оправдал надежд… Он не использовал всех шансов; ведь энергичному молодому человеку всегда представляется возможность выдвинуться. Почему он отказался от места в конторе? Сослуживец, его заместивший, быстро получил повышение и теперь был одним из директоров компании, а м-р Уиндл оставался простым коммивояжером. Было в нем что-то эксцентричное, что-то странное. Неудачником его не назовешь, но и успеха он не добился.

Наступили горячешные девяностые годы. Матильде исполнилось восемнадцать лет, она была очень красива. По вечерам в доме Уиндлов собирались молодые люди. Матильда нашла, что мебель в гостиной старомодная и потертая; по ее выбору купили новую — массивную, из темного дуба, обитую коричневой кожей. Старые клавикорды уступили место пианино, и Матильда подбирала навязчивые мотивы вульгарных новых песенок, а за спиной ее толпились молодые люди. Так проходили дни. Скоро Матильда влюбится, и не успеешь оглянуться, как она выйдет замуж. «Кто из этих юношей, — размышлял отец, — завоюет ее сердце?» Никакой разницы между ними он не усматривал, — все были симпатичные, корректные и скучноватые. Наверно, она будет счастлива с любым из них… не все ли равно, с кем именно?

Но Матильде, видимо, было не все равно. Сердце ее оставалось свободным, а толпой поклонников она управляла сдержанно и умело. Но вскоре