И все небо для нас - Юлия Лим

для создания семьи нужна ответственность…

А ты эгоист, дядя. Впрочем, чего я ожидала, если мама из-за своей раненой гордости отреклась от семьи? Если ее родители отреклись от нее и нас с Милой? Похоже, отрекаться от всего подряд у нас семейное.

Мы подплываем к причалу в тишине подступающей ночи. Дядя глушит мотор и пришвартовывает лодку. Мы рассовываем мешки Вано по рюкзакам и одновременно поворачиваемся к спящей Миле. Она так устала за день, что до сих пор не проснулась.

– Я могу понести ее, – предлагает дядя, но я опережаю его и поднимаю сестру на руки.

Мне безумно тяжело вылезать из лодки. Спотыкаюсь о бортик и едва не падаю вместе с Милой. Тихон вовремя подстраховывает меня. Опять. Невольно закатываю глаза и благодарю его.

И вот мы снова идем. Кажется, у меня скоро откажут и спина, и ноги. Глаза слипаются. Когда уже эта бесконечная ходьба закончится?

Луна освещает путь. Дядя сворачивает с асфальтированной дороги в высокую траву. У меня нет сил разглядывать очередное дикое поле, и я просто плетусь за ним.

За высокими стеблями наконец проглядывают очертания дома. Мы выходим к нему, и я крепко жмурюсь – так ярко бьет в глаза свет. На крыльце стоит женщина в халате. Заметив нас, она поднимает руку и машет. Тихон машет в ответ.

– Неужели дошли?

– Да. Идем, Вера. Осталось совсем немного.

Чем ближе мы подходим, тем лучше видно женщину. Свет больше не бьет в глаза. Она обнимает дядю, целует, а затем отступает, чтобы встретить нас.

– Вера, добро пожаловать! – чирикает Ирма, а я пялюсь на ее живот.

Она беременна! Срок большой.

Вот для чего они нас удочерили. Я снова стану нянькой, только теперь не для одного ребенка, а сразу для двоих.

Опускаюсь на колени, держа Милу. Дядя с тетей что-то говорят, но их голоса отдаляются. Кто-то забирает сестру из моих рук.

Заваливаюсь набок, чувствую прикосновение земли к щеке и закрываю глаза.

5

Мам, мне приснился странный сон.

Ты умерла, а нас с Милой удочерил дядя.

Ты сама передала нас ему и сказала, что сейчас не время для старых обид.

Почему ты так печально улыбаешься?

Разве это не странный сон?

Я бы не хотела, чтобы со мной на самом деле случилось что-то подобное.

* * *

Открываю глаза. Надо мной ярко освещенный потолок мансарды. Свет не искусственный, а дневной. Поворачиваю голову к распахнутому двойному окну, вижу за трепещущими полупрозрачными шторами балкон. С улицы доносится запах свежескошенной травы. Прикрываю веки, вдыхаю. Тело покрывается мурашками.

До того как под нашим домом спилили все деревья и уничтожили цветущие кусты, у нас тоже косили траву. В утреннее время запах сочной зелени напоминал, что за окном лето, что не надо идти в школу и можно отдыхать.

Мне почти удается расслабиться, когда я слышу звук шагов. Кто-то поднимается по лестнице. Не знаю, зачем жмурюсь и притворяюсь спящей. Поворачиваюсь на бок лицом к стене, чтобы не выдать себя. Шаги приближаются, останавливаются. Под весом гостей поскрипывает пол.

– Она до сих пор не проснулась, – говорит дядя.

– Это от переутомления. Зря ты повел их пешком, – шепотом упрекает Ирма.

– Ее мучила бессонница. Организм перенапрягся, вот она и отсыпается.

– Пойдем, пусть отдыхает. Еще разбудим ненароком.

Они перешептываются, а потом чья-то рука касается моего лба. От неожиданности вздрагиваю и открываю глаза.

– С добрым утром, – улыбается Ирма.

Какая странная семья, сплошные улыбки. Все, кто говорит с Тихоном, начинают улыбаться. Может, он как заклинатель змей, только под чарующую музыку его флейты гипнотизируются люди?

– Где Мила? – Сажусь на кровати и озираюсь. – Где она?

– Во дворе.

– Как вы могли оставить ее одну? – голос истерично подпрыгивает.

Откидываю одеяло. Срочно нужно увидеть сестру. Выхожу на балкон и прикрываю глаза руками. Нагретые половицы обжигают босые ноги. Натыкаюсь взглядом на сестру: сидит в тени яблони и жует крупное спелое яблоко. Тычу пальцем вниз и спрашиваю у родственников:

– Мытое?

– Она сорвала его с дерева. Не думаю, что… – не успевает договорить дядя, как я его перебиваю:

– Там же микробы!

Ирма переглядывается с ним и подступает ко мне. В ее взгляде читается жалость, а в жестах желание успокоить. Но мне не нужна ни она, ни ее показное сочувствие.

– Мила! – Цепляюсь в парапет. – Не смей это есть!

Пролетаю мимо дяди с тетей и сбегаю по ступенькам. Вырываюсь на волю, едва не выбив москитную сетку на пути, и в несколько прыжков оказываюсь возле сестры. Она поворачивается ко мне и хмурится, продолжая жевать.

Отдышавшись, протягиваю руку:

– Отдай.

– Нет!

– Отдай, Мила. Это может быть опасно.

– Тетя сказала, что тут все чистое! – И, чтобы позлить меня сильнее, сестра вгрызается в яблоко, пытаясь откусить кусок побольше.

Взмах, шлепок, тихое оханье – и нежное яблоко, упавшее на газон, катится по траве. Земля и листья липнут к нему, муравьи, подсуетившись, куда-то уносят.

Мила сжимает кулачки, глядя на меня глазами, полными слез.

– Я тебя ненавижу! – Она подскакивает, пихает меня в сторону и убегает в дом.

От стыда горят щеки, а от свежего воздуха кружится голова. Прислоняюсь к яблоне и перевожу дух.

Что со мной не так?

* * *

Возвращаюсь в дом и поднимаюсь. Тетя внизу успокаивает сестру, а дядя стоит на балконе. Повернувшись, он заходит внутрь и смотрит на меня.

– Что?! – взрываюсь я. – Не надо было давать ей всякую немытую гадость!

– Мы ведь не в городе, Вера. Здесь все другое: воздух, экология. К тому же мы с Ирмой сами все выращиваем, ничего вредного не добавляем.

– Ты что, оправдываешься? – Останавливаюсь и наконец замечаю, что на мне другая одежда. – Это еще что такое? – показываю на себя.

– Ты упала в обморок вчера вечером. Ирма тебя переодела.

– А где моя одежда?

– Сушится снаружи.

– Пойду заберу.

Разворачиваюсь. Дядя придерживает меня за плечо.

– Пусти.

– Ты слишком беспокоишься о Миле. Дай ей немного свободы.

– Знаешь, может, я бы и послушала тебя, если бы ты был нашим дядей предыдущие шестнадцать лет, но сейчас у тебя нет никакого пра…

– Я ваш опекун, – прерывает мой вспыльчивый монолог дядя и убирает руку. – И я отвечаю за вас не только головой, но и сердцем.

– Прекрасно, поздравляю. С сестрой я сама разберусь.

Тихон качает головой и подходит к двери. Он оборачивается, сжимая ручку:

– Ты очень похожа на Надю, Вера. Такая же упрямая и дальше своего носа не видишь.

* * *

Отношения с кем-либо всегда кажутся мне сложными. Первым