Туманный урок - Ила Сафа


Туманный урок читать книгу онлайн
Каково это – каждый день идти в класс, зная, что тебя могут встретить агрессией, равнодушием и протестом? Полина Петренко, русская учительница в Германии, делится своей реальной историей без прикрас. После переезда в новую страну её жизнь неожиданно становится полем битвы, где сталкиваются культуры, предрассудки и непримиримые социальные проблемы.
Полина рассказывает о немецкой школе, куда направляют детей с трудной судьбой и низкой успеваемостью, где на уроках звучат мат и оскорбления, а от коллег чувствуется холодное высокомерие. За четыре года она пройдёт через расизм, бунты учеников, попытки суицида среди подростков, жёсткое выгорание и глубокую переоценку собственных идеалов. На фоне глобальных потрясений с 2019 по 2022 год её профессиональный и личный опыт становится историей самопознания и отчаянной борьбы за себя и свои принципы.
Эта книга не просто откровение о жизни русской учительницы в Германии, но и глубокое исследование того, как внешние и внутренние конфликты формируют нас в самых трудных условиях.
Попрощавшись, я вышла в пустой двор и направилась на парковку. Сидя в машине, всё никак не могла повернуть ключ. «Бронежилет» не помог, бесполезно валялся на заднем сиденье. Откуда-то сверху на меня обрушивались гнев, обида, отчаяние, стыд, беспомощность. Дурацкий розыгрыш ранил в самое сердце. Перед глазами стоял вытянутый средний палец. Я злилась на саму себя. «Почему я не могу с ними справиться? Что я делаю не так?» Меня возмущало то, что каждый раз их выходки пробивали любую защиту. Как бомба с замедленным действием. «Как не воспринимать это лично? Я не способна справиться с подростками? Что во мне не так?» А ещё я знала, что заберу детей из сада, приедем домой и каждое их слово будет меня раздражать. Ведь они будут о чём-то спорить, кто-то бросит куртку на пол в коридоре, или притащит кучу ненужных поделок, или скажет, что салат на ужин уже надоел. И я не смогу сдержаться и накричу на них. Не потому, что они это заслужат, а потому, что я не смогу контролировать свой гнев, который пропитал меня с головы до ног. Потом я буду тихо плакать, закрывшись в какой-нибудь комнате, и не смогу заснуть до утра.
После интервью на место в продлёнке меня попросили остаться на несколько часов, чтобы своими глазами увидеть происходящее. Я согласилась. Около тринадцати ноль-ноль начиналась бурная жизнь в открытой школе полного дня. Пяти-, шести-, семи-, восьмиклассники заполняли жёлтое здание, стоявшее рядом со школьным. На первом этаже находились кухня и столовая, просторная комната для подвижных игр, туалеты для учеников и подсобные помещения для техперсонала. На втором расположились кабинет руководителя фрау Харт, три помещения с партами и туалет для сотрудников.
Младшие врывались в отведённый им кабинет диким племенем аборигенов, кидая перегруженные ранцы и мешки со спортивной обувью как попало. Кто-то начинал сразу что-то орать, кто-то бросался к окну, чтобы крикнуть на улицу что-то вроде: «Эй! Чувак!», кто-то хаотично носился по кабинету, сбивая стулья. Небольшой процент детей входил спокойно и отмечался в журнале у воспитателя. Попадались и единицы, которые, войдя, бросали «халло». Потом я поняла, что такое случалось примерно тогда, когда в летние солнечные дни выпадал снег. Уровень шума резко возрастал, и звук так врезался в слух, что хотелось прикрыть уши руками. Смена звукового режима оказалась настолько колоссальной, что даже напугала.
Одна девочка, лет тринадцати, поинтересовалась, кто я вообще такая. Она произвела на меня впечатление спокойного и отрешённого подростка, который считал себя продвинутее других. Белла даже была не из этой группы, но явно не переживала, что её прогонят, как кошка, которая ходит везде, где ей вздумается. Она транслировала пубертатную крутизну и простоту одновременно. Широкие штаны и свитер оверсайз подчёркивали образ девчонки на релаксе. Своя в доску и на любую тему имела собственное мнение. «Вам покажется, что мы все двинутые, но бывают и нормальные дни», – сказала мне Белла всепонимающим тоном.
В мыслях у меня заиграли странные ассоциации. Кино в голове показывало сцену встречи новенькой с бывалой в тюремной камере: хитрый прищур той оценивал меня с ног до головы, а мои расширенные зрачки бегали по сторонам, чтобы сориентироваться на местности. Из «камеры» открывался вид на остальных обитателей, с которыми предстояло познакомиться. Блатные отсутствовали, зато остальная «братва» куражилась по полной. Жить по понятиям не получалось, потому что иерархию не установили. Авторитетов никто не признавал – наверное, претенденты менялись слишком часто. Зато такие паханы, как Белла, и в блатные не лезли, но и над всеми «мастями» немного возвышались.
Себя я в этом бардаке не идентифицировала. Моя функция хоть и относилась к надзирательной, но уверенности в том, что контролирую происходящее, я не испытывала. Словно охране не выдали ни ключей от камер, ни оружия. Роль ей отводилась номинальная, лишь «начальница тюрьмы» имела хоть и не беспредельную, но всё же власть. Она была вооружена персональными данными и телефоном, а из кармана торчала огромная связка ключей. Что они открывали или, скорее, запирали, я ещё не знала. Для полного погружения в атмосферу киноленты оставалось только, чтобы Белла меня приобняла за плечи и отвела в сторонку для первой инструкции по выживанию в местных условиях. Мол, с этим в капюшоне не связывайся, никакого смысла: с собой вечно ничего нет, домашку не делает, на обеде хлебом кидается, на улице всё время во что-то влипает. Этот в очках – на таблетках, так что спокойный, но если забудет утром принять, ищи беруши – каждые тридцать секунд выдаёт неконтролируемые выкрики. Вон тот, самый мелкий, может что-то стырить, поэтому личные вещи без присмотра не оставляй. Этот бритый адекватный, но по-немецки ни бум-бум и по-английски тоже, будешь на пальцах с ним изъясняться. Та, опрятная, из твоих будет. Из Молдавии, кажется. Лепечет по-русски, слишком культурная, когда уходит, говорит «хорошего дня». Присмотрщицы, или как там вас, каждый раз в шоке. Те две – ну сама видишь. Лучше тоже не цепляйся: рада не будешь, что связалась. Ты им слово – они тебе двадцать пять, и жаргон у них – мама не горюй. Из хорошего – редко в школе бывают, так что норм. Та большая негритянка, не спутаешь, – жертва расизма. Готовь платочки. Если врежет, лететь будешь долго, но всегда есть отмазка: мол, нигером или чёрной называют. Вон та – худющая, конопатая – задолбает кого хочешь. Если она не в духе, лучше игнорь. Тот – в зелёной толстовке – тихий, но тупой, домашку – или под твою диктовку, или никак. Выбирай сама. Вон тот – шпала здоровенная – только на вид грозный. Он тут самый джентльмен, типа всё по кодексу чести делает, легко впишется за мелочь какую-нибудь. Жаль, что скоро откинется: вроде как с семьёй переезжают куда-то. Тот дрищ в синем свитере – дятел. Дятлы обычно долго не живут, но этот живучий попался. Один раз даже мусоров сюда сам вызвал, мол, угроза жизни и всё такое. Стучит на всех подряд по пять раз на дню. Тот, что с мячом носится, – боксёр, мочит всех подряд. Поаккуратней с ним. Остальные гасятся, с ними проблем не возникнет. Ты, чтобы не бортануться, мотай на ус и не кипишуй. Наблатуешься – и всё будет чики-пуки…
Глава 4. Кейтлин
04.11.2019
– Первым делом надо избавиться от дробей, тогда