Книжный магазин воспоминаний. Что бы вы изменили, если бы могли вернуться в прошлое? - Сон Ючжон

рядом с маминой койкой вместе со мной. От ее присутствия я съеживалась, уменьшаясь в размерах, а смерть, питаясь моим страхом, раздувалась все больше, пока не нависла огромной тенью над маминой кроватью. С девятнадцати до двадцати семи лет. У меня было целых восемь лет, чтобы подготовиться к расставанию, и я думала, что буду в порядке. Я была уверена, что в последние мгновения маминой жизни смогу предстать перед ней твердой, несгибаемой, образцовой дочерью, какой старалась быть всегда… Не вышло. Мой внутренний мир был настолько тверд и несгибаем, что не смог упруго наклониться, чтобы затем снова выпрямиться в полный рост. Вместо этого он разбился вдребезги на тысячи мелких осколков.

Доказательство тому – книга в моих руках.

– Ох…

Я судорожно листала страницу за страницей, но ничего не менялось. Мятые, словно залитые водой и заново высушенные листы были изгвазданы черными размазанными кляксами. Забыв обо всем на свете, я, оглушенная, сидела на полу и машинально переворачивала их. Пока не появится что-то другое. Пока не исчезнут эти сырые, как после дождя, мятые листы.

– Это те самые кроки, о которых я говорила вам ранее.

– Кроки?

– Да, наброски. Они появляются вместо букв, когда у человека не хватает слов, чтобы выразить эмоции, – произнесла неизвестно откуда возникшая женщина, устраиваясь на полу рядом со мной.

В руке она держала свечу, огонек которой подрагивал за тонким прозрачным стеклом. Хозяйка книжного с безмятежным видом прислонилась спиной к книжной полке и вытянула ноги. Я опустила взгляд на раскрытую страницу. На ней была изображена спина брата, беззвучно рыдающего, стоя в одиночестве перед гигантским окном.

– В тот день, когда ваша мама умерла, вы, похоже, наблюдали за братом ее глазами.

– …

– Должно быть, пытались поставить себя на место мамы, беспокоящейся о вашем брате. Поэтому не было слов, чтобы это описать. В вашем словаре.

Эта новость огромным камнем упала на мою грудь. Стало трудно дышать. Перед глазами все расплывалось в дрожащем отблеске свечи, а под веками поднималась горячая волна. Вместо того чтобы согласиться с замечанием, я выдавила вопрос, который комом застрял в горле:

– Почему… почему эта книга в таком ужасном состоянии?

Она поставила свечу справа от себя и, слегка наклонившись влево, осторожно забрала книгу из моих рук.

– Такие потрепанные книги – это воспоминания, к которым вы обращаетесь чаще всего. Ведь чем чаще прикасаетесь к бумаге, тем быстрее она пачкается и мнется, верно? Значит, вы часто и много возвращаетесь именно к этому воспоминанию.

– Тогда что означают темные пятна?

– Со временем воспоминания имеют свойство забываться, портиться или искажаться. Буквы в книгах с забытыми воспоминаниями становятся четче, а те, что еще свежи в памяти, написаны бледными чернилами. Похоже, вы сильно хотели забыть этот день. Но чем сильнее стремились его забыть, тем чаще возвращались к нему. И каждый раз воспоминания понемногу менялись. Чернила растекались, сливались и в конце концов стали выглядеть вот так.

– Воспоминания имеют свойство искажаться со временем. Я… сама изменила свои воспоминания о том дне, – пробормотала я, словно разговаривая сама с собой.

Женщина обеими руками изобразила в воздухе круг.

– Они похожи на комок снега. Вы катите его по земле, и он становится все больше и больше, пока в конце концов вы перестаете с ним справляться.

– …

– То же и с чувством вины.

Хозяйка книжного сложила шар из воздуха и резким движением придвинула его к моей груди. Я ощутила внутри покалывание, словно взаправду проглотила комок снега, и невольно поднесла ладонь к тому месту, куда прикоснулась ее рука. Тело пробило дрожью от непривычного пронизывающего холода.

– Что здесь было изначально?

– …

– И что вы изменили сами?

– …

– А еще, что осталось в итоге?

Я не ответила на вопросы, грудой высыпанные передо мной. Словно заранее зная, что так и будет, она невозмутимо собрала их в ладонь и забрала назад.

– Я люблю тебя.

– …

– Спасибо.

– …

– И…

Предоставив последний ответ мне, женщина вложила книгу в мою ладонь и выжидательно посмотрела на меня. Я перевернула страницу и прочитала последнее предложение, написанное размытыми чернилами.

Прости меня, мамочка.

Полка была до отказа набита сожалениями. Истерзанные чувством вины книги в основном относились к тому периоду, когда мама только начала болеть. В отличие от других эти тяжелые разбухшие книги выглядели угрожающе, будто полка с минуты на минуту рухнет под их весом. Я выбрала самые потрепанные и направилась в читальный зал. Положив их на длинный прямоугольный стол, я села на стул и долго смотрела на них отсутствующим взглядом.

Женщина исчезла, бросив напоследок, что ей нужно сходить за какой-то вещью. Я в одиночестве сидела в пустом читальном зале и думала о температуре воспламенения. Откуда начался этот огонь, целиком поглотивший мою жизнь? Что изменить, чтобы не вспыхнула та первая искра? Я мучилась сомнениями, притворяясь, что не знаю ответа, хотя он был прекрасно известен мне с самого начала. Все это время я жила, будучи растоптанной воспоминаниями, искаженными чувством вины, однако желала лишь одного.

Мама. Мамино здоровье. Настоящее, в котором есть мама. Жизнь вместе с мамой.

Сжимая в руке протянутую женщиной закладку, я погрузилась в глубокие размышления. С первого взгляда могло показаться, будто три попытки – это много. На самом же деле трех попыток до абсурдного мало, чтобы попытаться воплотить в жизнь отчаянное желание, столько лет томившееся в душе. Более того, время нельзя прожить заново. Если ошибешься с выбором в первый раз, остальных попыток все равно что не бывало. Поэтому я должна как можно осмотрительнее выбирать временной отрезок, куда отправлюсь в первую очередь. Я закрыла глаза и сосредоточилась на смутных воспоминаниях.

Сначала думаю о маминой болезни. Предотвратить ее возникновение я не могу, значит, лучше всего обнаружить ее на ранней стадии и пройти лечение. Тогда метастазы распространялись слишком быстро, и маме пришлось получить чересчур большую дозу лучевой терапии. Затем последовали осложнения, и мама, а вместе с ней вся семья, начала медленно умирать, изо дня в день мучаясь от пытки под названием «надежда» и убеждая себя, что все наладится и все закончится.

Я взяла первую книгу из стопки и перевернула обложку. Дата на корешке указывала на тот год, когда мне было девятнадцать: «Двадцать третье ноября 2008 года».

Поздняя ночь. Подвозя меня на машине до общежития, папа говорит, что мама заболела. «Рак». Я повторяю слово, которое до этого момента слышала всего