Это - Фай Гогс
Это читать книгу онлайн
Это – роман, который не ждал успеха, но неизбежно произвел фурор.
Скандальный. Нахальный. Безбашенный. Он не просто вышел – он ворвался в мир, швырнув вызов всем и сразу. Его ненавидят. Его запрещают. Поговаривают, что его автор, известный в определённых кругах как Фай Гокс, отсиживается где-то на краю цивилизации. Именно там и родился его дебютный роман, который теперь боятся печатать и цензурировать – настолько он дерзок и едок.
Вы не готовы к этой книге. Она слишком смешная, слишком злая и слишком умная. Она заставит вас хохотать и одновременно задыхаться от возмущения. Вы захотите её сжечь… а потом, скорее всего, купите второй экземпляр. Готовы рискнуть? Тогда открывайте. Если осмелитесь.
Джо, двадцатипятилетний рекламщик из Нью-Йорка, получает предсмертное письмо от своей тети, в котором та уведомляет его, что собирается оставить все свое весьма крупное состояние своей воспитаннице Лидии, о которой тот ничего не знает. В письме содержится оговорка: наследство достанется Джо, если он докажет, что Лидия — ведьма.
Задача, с которой сегодня справилась бы даже парочка третьеклассниц, вооруженных одной лишь верой в силу слез и взаимных исповедей, на поверку окажется куда сложнее. Герою не помогут ни трюки с раздваиванием, ни его верная «Беретта», ни запоздалое осознание глубокой экзистенциальной подоплеки происходящего.
«Это» — роман, написанный в редком жанре онтологического триллера. Книга рекомендована к прочтению всем, кто стремится получить ответы на те самые, «вечные» вопросы: кем, когда, а главное — с какой целью была создана наша Вселенная?
В большом искусстве Фай Гокс далеко не новичок. Многие годы он оттачивал писательское мастерство, с изумительной точностью воспроизводя литературный почерк своих более именитых собратьев по перу в их же финансовых документах. Результатом стало хоть и вынужденное, но вполне осознанное отшельничество автора в природных зонах, мало подходящих для этого в климатическом плане.
Его дебютный роман — ярчайший образчик тюремного творчества. Он поставит читателя перед невероятно трудным выбором: проглатывать страницу за страницей, беззаботно хохоча над шутками, подчас вполне невинными, или остановиться, бережно закрыть потрепанный томик и глубоко задуматься: «А каким #@ №..%$#@??!»
Увы, автор не успел насладиться успехом своего детища. Уже будучи тяжело больным, оставаясь прикованным к постели тюремной лечебницы для душевнобольных, он не уставал твердить: «А знаете, что самое паршивое? Написать чертов шедевр и видеть, как эта жалкая кучка имбецилов, так называемое "остальное человечество" продолжает не иметь об этом ни малейшего понятия!»
– Приму твое молчание за приглашение войти! – весело крикнул я ему, приземлился рядом с беседкой и начал неторопливо подниматься по склону холма.
Несмотря на то, что даже вдыхать и выдыхать мне приходилось с осторожностью – настолько окрепла моя убежденность в том, что сделав это слишком резко, я могу изменить порядок, нарушать который пока не стоило – я чувствовал, что дом был намерен сопротивляться до конца.
Миновав галерею, я прошел в столовую, снова ставшую молельным залом. Он был живым и полным тех особых трепетных вибраций, которые отличают намоленные места. Распятия и иконы, что я вчера нашел в комнате Джо, были аккуратно развешаны на стенах. Вся прочая утварь лежала на покрытых парчой столах перед хорами. А еще я почувствовал, что здесь обитает сила, пока что мне не подвластная; сила, которая обязательно попытается меня уничтожить, если я не буду осмотрителен!
Отец О’Брайен ожидал меня, стоя посредине притвора. Я попытался прочесть его мысли, но он легко спрятал их от меня.
– Ты все-таки вернулся, – спокойно проговорил священник. – Хочешь исповедаться?
– Не исповедоваться я сюда пришел – но исповедать, – ответил я, – не каяться, но воздавать. По заслугам, или без. Если придется.
– Похоже, тебе кажется, что со своей новой ролью ты освоился. Вот только с какой именно?
– Скажем так: я буду решать, что ты должен делать и какие слова произносить; а то, о чем тебе надлежит при этом думать, тоже можешь оставить на мое усмотрение. Где она?
– Ты ее больше не увидишь.
– Разве я спрашивал о разрешении? Уйди с дороги, пономарь. Я знаю, что она здесь. Клянусь самим собой: я все вверх дном переверну, но найду ее!
– Я вижу, как ты изменился, Диего. Но неужели не чувствуешь, что в этом доме твои трюки бесполезны?
– Тебе потому так мнится, что ты и понятия не имеешь, что припрятано в моем рукаве, – ответил я и легонько пошевелил пальцами.
Скамьи, стоявшие безупречно ровными рядами, задрожали, медленно поползли в стороны – и вдруг, сорвавшись с места, с оглушительным грохотом врезались в стены, превратившись в груду щеп. Запахло старым деревом.
Священник вовсе не выглядел испуганным.
– Если помнишь, я недавно уже говорил твоему отцу о том, что ты умеешь только крушить. А ведь этим скамьям было больше трехсот лет!
– Жалкая попытка впечатлить того, кто выдумал и эти, и любые другие скамьи. Ах да, забыл упомянуть про стулья, отцовство и летоисчисление!
– Лучше уходи, пока цел. Не ты один здесь умеешь выдумывать…
Я развел сжатые кулаки в стороны, и все распятия и кресты спрыгнули со стен и повисли, угрожающе направив на священника свои смертоносные, остро отточенные основания.
– Вот как? – иронично улыбнулся тот. – «Я сотворил кузнеца, который раздувает угли в огне и производит орудие для своего дела – и я же творю губителя для истребления»?
Я не успел придумать достойный ответ, потому что священник поднял свои руки ладонями вверх и развернул все кресты остриями ко мне. Затем он резко свел пальцы, и те понеслись в одну точку – туда, где меня давно уже не было. К тому времени я сидел на бронзовом табернакле, возвышавшемся над алтарем, и беззаботно болтал ногами.
– Благодарю! – обратился я к спине потерявшего меня противника. – Любому автору приятно, когда цитируют его самые ранние работы. Но да будет тебе известно, чародей: когда я это написал, то и предположить не мог, что вы, ребята, начнете склонять мои слова как вам заблагорассудится, вне гребанного контекста! Сейчас эту фразу следует толковать исключительно в смысле «что позволено Юпитеру, за то быка запросто могут пустить на котлеты»! – и молельный зал снова обернулся покоями средневекового замка, а кресты подобно рою разъяренных пчел устремились к моему врагу, по пути превратившись в сотни старинных мечей, сабель, топоров и стрел.
Пока черная сутана распадалась на отдельные нити, ее хозяин, голый и невредимый, завис в воздухе десятью футами выше, повернувшись ко мне лицом. Надо сказать, что все это время под сутаной скрывалось тело выдающегося атлета.
– Довольно любопытный аргумент, – беззаботно хохотнул священник, – но видите ли, дражайший господин Юпитер: даже если выяснится, что мы что-то упустили, и все это придумал ты, а не малыш Джо, тогда тебе придется ответить за то, что придумано было так откровенно паршиво!
Пока он это говорил, один из двух комплектов сверкающих рыцарских лат, стоявших рядом с камином, сам разобрался на части и вновь собрался вокруг его мощной фигуры. Затем от кучи оружия в середине зала отделился огромный двуручный меч и поплыл к нему. Вооружившись, мой противник медленно опустился на пол, и забрало его шлема с плюмажем из страусиных перьев с громким лязгом захлопнулось.
– Вынужден усомниться в вашей способности верно оценить качество мною созданного, наипрекраснейший сэр Галахад, – парировал я, тоже поднявшись в воздух и разведя руки и ноги в стороны, чтобы не мешать второму комплекту самонадевающихся лат делать свое дело. – Каков наглец: обвиняет меня в том, что я все свожу к «плохо – хорошо», а сам на проповедях только и делает, что пытается запихнуть реальность в прокрустово ложе двусмысленных этических догм вроде «не возжелай ни вола, ни осла…»
– Хрпшв ржсрч…
– Что? Говоришь, в прямом запрете на сношения с соседским ишаком нет ничего двусмысленного? Ты что же, теперь заделался моим адвокатом?
– Пжрфцггг…
– Ах, ты о том, что если я сам же это и придумал, то кому тогда адресованы мои претензии? Ну, милый мой, открою тебе маленький секрет – подобную коннотацию эта конкретная фраза приобрела исключительно в результате дорефлекторных отклонений от господствующих социокультурных моделей девиантного самоудовлетворения испытуемых особей, аддиктированных мифологизацией объектов их вожделения…
– Жвщбдх рфцхмм…
– Говоришь, тебя всегда раздражала моя манера щегольнуть умным словцом? В которых ты ни бельмеса? Ну еще бы! Речь же не идет ни о великанах, ни о соляных столбах… Самыми простыми словами: запрети я вожделеть японских школьниц за несколько тысяч лет до того, как открыли первую школу – или Японию! – меня подняли бы на смех и понаставили бы целые джунгли из идолов бог пойми кому. Вот и пришлось пригнать к Синаю отару секси-овечек…
– Рдффх…
– Мол, почему бы мне тогда сразу не выразиться
