Романолуние - Анна Кимова

Только боль.

В мышцах, суставах, сердце, душе.

Ничего кроме боли.

Вот что этот страшный человек привносит в ее жизнь.

А она всё никак не может от него оторваться.

Нет.

Стоп.

Не дождется.

Она не заплачет.

Он ее слез не достоин.

Кончилось. Ушел. Вскоре вернулся.

Встала. Подмылась. Дошла до комнаты.

Окно. За ним – ее обожаемый Рим. Разве могла она когда-то представить, что этот благословенный город явится в ее жизнь в обличии такого монстра-разрушителя?

Небо хмурое. Скоро дождь…

Ушла к себе. Пролистала первые три страницы. Невыносимо. Нет, правда, хоть из окна выбрасывайся…

Вроде в отеле был бассейн. Переоделась, надела халат…

Плавала долго. Без остановки. Быстро, порывисто. Ей бы батут…

Помогло. Всю боль из себя выдохнула в воду. Теперь там пусто. Во всяком случае, прошло желание выброситься. Это было хоть что-то. Скоро переговоры. Истерику надо гнать из себя хоть палкой. Спасибо, что подвернулся бассейн.

Вернулась. Приняла душ. Долго мылась. Хлорку с себя смывала, без сомнений, ее, родимую. Долго ведь плавала, вся пропиталась. Уже три недели как погружена в химикаты.

Одевалась долго. Точнее, медленно. В косметичке тот карандаш. Не сломала. С того дня ведь так и не проверила. Подвела глаза. А то бледная как поганка. Даже страшно от собственного отражения в зеркале. Волосы оставила распущенными. Ровно два. Звонок. Он.

Молчание. Вышла. Дошли до лифта. Стоит и смотрит. Даша отвернулась. Но знает, что он смотрит. Не отрываясь. Что-то хочет сказать? Так за последнюю неделю всё, что можно – сказано. И даже всё, что нельзя. Осталось только выкинуть Дашу из окна. Разве что это́ он ей еще не договорил…

Лифт открылся. Даша встала справа. Он к левой стене прижался. Молчит. Доехали. Вышли. Где-то здесь переговорная. Яркая роза Виттория с порога встречает комплиментом. Ах, итальянцы! Даша уже забыла, какие они. Шумные и эмоциональные. Ничего не стесняющиеся. Кто из русских встретил бы ее словами «Какая она прелесть – невозможная красавица!»? Нет, Даша знает одного. Себя. Она так делает. И ее никто никогда не понимает. Мужчины считают, что это она так клеится, женщины – принимают за лесбиянку. Нет, они, конечно, улыбаются, но по глазам видно, какие мысли их при этом посещают. Но Даше всё равно. Если она хочет сказать человеку, что он красив, то просто делает это. А что он при этом думает? Да пофиг. Здесь, в Италии, ей будет проще. Переговоры даже могут ее захватить. Это было бы здорово. Надо отвлечься. Любыми способами. Переговоры – лучший из них.

Долгие и очень трудные минуты. Быстрые умозаключения, как всегда, всё решают секунды. Контракт подписан, не стоило тратить на это часы. Даша вспомнила, кто она. Всем в зале пришлось это принять.

Лестно? Нет, Даша всегда знала, кто она.

Приятно? На фоне последних событий как-то потерялось.

Она горда? Ей всё равно. Боже, как хочется спать…

Хорошо было бы, если бы ночью она просто тихо умерла. Заснула и не проснулась. Всем бы от этого стало легче. Роману, ей, отцу, Андрею. Разве что три белых коня будут горевать. Но у них жены, так что это не продлится долго. А отец, единственный, кто действительно будет потрясен, обдумав всё хорошенько, придет к законному выводу: так лучше для всех. И для Даши, и для него. Так легче. А, значит, он это примет. Всегда дружил с головой. Но сама она сделать этого не может. Характер. Поэтому просто помечтает. Говорят же, что мечты сбываются…

Семен не дал поспать. Был бар, где Даша, наконец-то, нашла ответ на главный вопрос, который всё время не давал ей смотреть на происходящее трезво: все взгляды Романа – только о похоти. Просто ее передают разные краски. Он же не собака примитивная, чтобы раскрашивать желание одним цветом. Нет, в глазах то пляшут черти, то сияют звезды, то расцветают фиалки. Но все эти оттенки говорят об одном явлении. Они не о разном, как Даша думала раньше. Вот что ее так смущало и путало. Она думала, что черти – это о страсти, звезды – о романтике, а фиалки – о любви. А на поверку вышло, что всё об одном. Похоть – вот главное божество Романа Чернышева. Он возвел ее на трон и короновал. И вся та нежность, которую он исповедует в последние дни, перемежающаяся отголосками внимания и даже, подобием любви, всё это просто сопровождающие похоти. Ее оруженосцы. Как он сказал? «Не видишь, как я отношусь к тебе? Уже и спать не могу, если не был с тобой. Хочу тебя постоянно. Никого так не хотел». Какая поэзия! А каким голосом сказано! Если не вслушиваться в смысл, то можно даже подумать, что он руку и сердце предлагает. А как в волосы при этом дышит! Будто и у него душа на части разрывается! Но!! Стоит лишь вдуматься в слова… в их значение… реальное… как все сомнения отпадают. Похоть и ничего больше. А всё остальное – лишь декорации. А как же голову дури́т? Ведь за всеми этими украшениями Даша умудрилась упустить из виду самый смысл! Трудно его разглядеть, когда он сер и непригляден, а декорации – столь пышны и грандиозны. Даша очень устала. Видимо, он понял. И отпустил.

16. День двадцатый. Суббота, двадцать четвертое декабря

В номере приняла снотворное. Вскоре уснула. Не помнила как. В голове – ноль мыслей. Пусто. Предел? Нет, это состояние было пройдено еще в тот день, когда она пала в туалете клуба. С тех пор столько воды утекло, что, казалось, и Ниагара снова прошла полный круг. Обновилась. Пока Дашу продолжало стремительно нести к горизонту падения водопада… после которого – конец, обрыв, камни. Но чувств не было. Одна усталость.

Проснулась рано. Роману, видимо, тоже не спалось. Позвонил, едва она закончила сушить волосы. Опять головная боль. У Даши оставалась последняя таблетка. Что ж, отдаст ему. Ей-то зачем? В стена́х ее тела всё равно больше уже никто не живет, а так хоть человеку какая-то польза будет. Взяла блистер. Пошла.

Он удивился. Даже показалось, что завис. Неужели доходить что-то стало? Да, Роман Сергеевич, Даша не та, за кого вы ее приняли. Только снаружи кажется, что это тело приспособлено для того, чтобы им каждый день пользоваться. А на самом деле оно – организм,