Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

Аукусти отпустил парня и, подняв с земли кепку, стал осматривать пилы. Эти негодяи могут испортить любую машину, любой инструмент...

Плащ одного из штрейкбрехеров остался висеть на гвозде. Вскоре у дверей послышался заикающийся голос:

— Можно плащ взять?

— Бери... И катись отсюда.

Парень хотел прошмыгнуть мимо, но Карпакко остановил его.

— Ты откуда будешь?

— Здешний я, из Турку.

— Значит, здешний!

— Я — Гроза Турку...

Парень думал, что его имя произведет впечатление. Но Карпакко ничего не слыхал про «Грозу Турку», да и слышать не хотел. Мало ли у них, в Турку, всякой шпаны и хулиганов...

Штрейкбрехеры на верфи больше не появлялись: видно, урок, полученный ими, пошел впрок.

В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ

Старина и Юкка Ялонен договорились поехать на ночь на острова — порыбачить. Комула решил присоединиться к ним.

Они провели ночь на одном из дальних островков за Руйссало. С вечера погода была чудесная. Но рыбалка не удалась: клева не было, перемет тоже подняли почти пустым.

Под утро пошел дождь, и им пришлось вернуться. Старина греб. Комула и Ялонен сидели, съежившись, на корме. Старшин сын Ялонена Лассэ лежал на носу и сквозь сетку мелкого дождя всматривался в очертания Турку, к которому их лодка медленно приближалась. Длинные с пенистыми гребнями волны обрушивались на лодку, обдавая брызгами спину гребца. Но Старине было жарко — грести приходилось против ветра, и он нажимал изо всех сил.

«Как меняется погода. Вечер был просто на диво, а утро такое холодное», — думал Комула, наблюдая, как под ударами весел пузырится вода.

Небо начало проясняться, дождь прекратился. Лес на дальних островах, только что казавшийся серым, уже подернулся синеватой дымкой. Тучи, недавно еще водянисто-серые, стали синими, и сквозь их синеву процеживался ясный свет.

Издалека донесся нарастающий рокот мотора, из-за острова Руйссало, откуда они только что выехали, выскочила белая моторная лодка и поравнялась с ними. В моторке было два человека, один сидел у руля, другой стоял и смотрел в их сторону.

— Перкеле, да это же он!.. — воскликнул вдруг Старина и перестал грести.

— Кто он?

— Да тот студент, что дал мне в тюрьме адрес своего папаши...

Моторка взяла влево. Старина долго следил за студентом, но тот так больше и не посмотрел в их сторону.

— Интересно, какого черта он тут разъезжает? — подумал вслух Старина.

— Тебе лучше знать, ведь ты когда-то был в их компании, — ответил Юкка.

— Если это егеря, то, наверное, оружие везут, — сказал Комула.

— Они самые. Один-то точно егерь...

— Что-то они затевают. Сначала привозят оружие, вслед за оружием приходит война, — размышлял Комула.

Юкка с Лассэ остались на берегу приводить в порядок лодку. Комула и Старина медленно поднимались по тропке по крутому каменистому берегу.

Старина пес в одной руке плащ, в другой — корзину. В ней было с килограмм мелкой рыбешки. За спиной у него висел берестяной кошель, из которого выглядывал конец топорища.

Комула нес корзину из-под провизии. Там лежал медный кофейник с черным, закопченным дном.

— Пожалуй, и этих можно было бы выкинуть в море, — сказал Старина, показывая на рыбу. Вечером, когда они пробовали удить, им удалось поймать лишь несколько маленьких окушков.

— Что из них приготовишь... из этой мелкоты! — рассердился Старина и, широко размахнувшись, швырнул окушков обратно в море.

Комула запыхался, и они остановились передохнуть. Юкка и Лассэ догнали их.

— Ну вот, съездили впустую, — сказал Юкка.

— Для меня не впустую, — ответил Комула. — Я очень даже доволен...

Ночью, когда море стало черным и товарищи ушли ставить перемет, Комула остался у костра варить кофе. Весело потрескивал сухой тростник, хворост, озорной ночной ветерок бросал в лицо терпкий дым. А Комула вдыхал его своими больными легкими и, зачарованный красотой летней ночи, думал:

«Приходилось ли тебе проводить белую ночь где-нибудь на берегу озера?

В такую ночь ты познаешь прекрасное. Ты не спишь, а все равно отдыхаешь, словно молодеешь на лоне чудесной природы.

В такую ночь видишь, как природа засыпает и пробуждается. Видишь, как угасает день и почти в тот же миг рождается новый. И не знаешь — день сейчас или ночь. Свет струится словно сквозь прозрачную пелену. И хотя это не яркий дневной свет, светло как днем.

Воздух становится свежее, откуда-то из глубины леса и от самой земли веет густым теплом ушедшего дня.

Легкий туман крадется по озеру. В прибрежных камышах слышны всплески играющей рыбы. А вода теплая-претеплая.

Звуки доносятся удивительно отчетливо. Вдруг слышишь человеческую речь и так ясно, словно разговаривают совсем рядом. А говорят на другом берегу, почти за километр отсюда. Там тоже у костра люди.

Все вокруг кажется уснувшим. Но природа не спит. Вглядись и вслушайся — облака неслышно плывут над тобой, тихо колышется камыш, и слабая зыбь покачивает прибившуюся к берегу щепку. Какая-то птица то жалобно и протяжно застонет, то взлетит испуганно, хлопая крыльями. Комары кружатся вокруг тебя в нескончаемом танце. И с дальней сопки доносится тоскливое кукование. II где-то совсем рядом, отвечая кукушке, звонко стрекочут неутомимые кузнечики...

И вот ты уже видишь, как горизонт на востоке начинает розоветь, проходит еще немного времени — и он занимается огнем. Сначала заря окрашивает в пурпур края облаков и горит багрянцем на вершинах деревьев, на сопках. Но вскоре весь восток алеет в радостном пламени утреннего солнца. Природа пробуждается и празднует рождение нового дня. Ночи словно и не было.

Если ты на рыбалке, то, конечно, давно уже поспешил на облюбованный тобою камень: лучше всего рыба клюет на рассвете, когда поднимается солнце.

Если ты на покосе, то давно уже машешь косою, потому что именно в это время лучше всего ложится трава, мокрая от ночной росы.

Если ты в пути и остановился на отдых, ты встаешь и продолжаешь свой путь. Потому что родившийся день как рукой снял усталость, и в радостном свете восходящего солнца шагается легко, хотя утро, может быть, и прохладно...»

Сколько таких лирических раздумий, родившихся во время рыбалок, записал Комула в свои блокноты! Когда-то он мечтал стать поэтом, но время потребовало от