Четверть века назад. Книга 1 - Болеслав Михайлович Маркевич

Востроглазая барышня не дала княгине ответить: она с разлету бухнулась на колени перед ее креслом, схватила ее руку:

– Милочка моя, княгинюшка, прелесть моя, хорошо ли вы провели ночь? – проговорила она вкрадчивым, шутливо ребяческим голосом.

– 3-Mersi, petite, mersi, – отвечала та жалобным тоном, – я давно разучилась спать, се qui s’appele dormir, vous savez… но мне лучше сегодня, mersi-3!.. – Настоящая кошечка! – поощрительно улыбнулась Аглая Константиновна и ласково провела рукой по ее щеке. – Levez vous donc, petite3!

– Enchantée de vous voir chez moi, monsieur4, – нашла она наконец время обратиться ко все еще стоявшему перед ней в выжидательной позе Гундурову.

– Извините, княгиня, – заговорил он, – что я осмеливаюсь предстать пред вами в таком неприличном виде, – он указал на свое дорожное пальто, – но я здесь совершенно сюрпризом, и на виноватого в этом я прямо вам указываю в лице князя Лариона Васильевича, которому угодно было удержать меня на пути…

– Без извинений и садитесь, – любезно перебила она его: ей понравились и благообразная наружность молодого человека и это его извинение, которое она находила bien tourné5, и даже то, что он сказал «предстать пред вас», а не «перед вами», – оборот, который, в ее понятии, употреблен был им для выражения особой к ней почтительности.

– А у меня и извинения никакого нет! – заговорил Ашанин, также не успевший переменить свой дорожный костюм. – Кладу на плаху повинную голову! – Он низко наклонил ее к руке княгини.

– Toujours beau6! – И она прижала сама эту руку к его губам: она питала слабость к Ашанину, как вследствие того, что «он так хорош» был, так и потому, что он неподражаемо умел сообщать ей на ухо разные скабрезные анекдотцы, до которых она, как всякая несколько пожившая женщина, была in petto большая охотница.

Общество между тем рассаживалось за стол.

– Позвольте вам предложить мое место, княжна, – молвил Зяблин беззвучным и мягким, напоминавшим о сдобном тесте, голосом, странно противоречившим его наружности «Калабрского бриганта».

– Благодарю вас, – улыбнулась ему, проходя мимо, Лина – и, окинув стол быстрым взглядом, пошла занять место рядом с одиноко сидевшим землемером, с которым тотчас же завела какой-то разговор.

Зяблин испустил глубокий вздох – налил себе рюмку портвейну.

– Садитесь подле Лины, там свободно!.. – сказала княгиня Гундурову, искавшему глазами места…

Он поспешил повиноваться… Сердце у него внезапно забилось – сам он не решился бы пойти сесть подле нее, он чувствовал…

– Видели вы меня во сне, как обещались, monsieur Maus? – спрашивала Ольга Елпидифоровна, опускаясь на стул между ним и Ашаниным и развертывая свою салфетку.

Правовед повернул голову, и под угол его зрения попало сразу нечто очень красивое, упругою волною ходившее под прозрачным кисейным лифом его соседки. Он вспыхнул как лучина и так и замер от этого зрелища.

– Давно ли вы онемели? – несколько насильственно засмеялась, опустив глаза, барышня, от которой никогда не ускальзывали впечатления, производимые ее красотами.

– Я сегодня очень крепко спал, – отшутился Маус, глядя на нее с телячьею страстностью и внушительно уходя подбородком в неизмеримо высокие воротнички своей рубашки.

– Так постарайтесь не спать так крепко в другой раз! Il est bête donc1! – шепнула она, обернувшись к Ашанину.

– Кого вы дураком не сделаете! – отвечал он ей на это таким же шепотом.

– Ну, пожалуйста, только не вас!

– Почем вы знаете?

– Точно я в Москве не бываю, не слыхала про вас? Да мне все про вас известно!

– А что именно? – усмехнулся Ашанин.

– А то, что вы как есть – прожига! – объяснила барышня с звонким смехом. – Мне еще надобно будет вами специально заняться, – промолвила она, грозя ему пальцем.

Ашанин так и ожег ее горячим взглядом:

– А вы дадите мне слово заняться мною специально? – едва слышным, проницающе-нежным голосом подчеркнул он.

Она взглянула на него… В глазах ее на миг блеснул тот же пламень, которым пылали глаза красавца… Она быстро отвела их от него и, вся заалев:

– Не знаю, – как бы проронила она… – Только вы мне не мешайте! – вырвалось у нее вдруг, – а то он, кажется, вас ревнует…

И она еле заметно кивнула в сторону князя Лариона, безмолвно и ни на кого не глядя прихлебывавшего в эту минуту чай из большой чашки.

– А вы надеетесь?.. – не договорил Ашанин и закусил губу, чтобы не рассмеяться…

– Почему же нет!.. Он старик: тем лучше! Ведь вы не женитесь на мне! – так и озадачила она его этою откровенностью. – Не отговаривайтесь, пожалуйста, – засмеялась бойкая особа его невольному замешательству, – я ведь умна – и вы тоже, кажется… Вам и не следует! Есть такие мужчины, которым никогда не следует связывать себя…

– А женщины есть такие? – спросил он, усмехаясь в свою очередь.

– Женщина только тогда и свободна, когда замужем, – отвечала без улыбки она на это.

– Et uo est donc le jeune prince8? – послышался в это время громкий вопрос княгини.

Monsieur Vittorio, к которому относились эти слова, кинулся было к дверям… Но в ту же минуту в столовую вошел сам le jeune prince, то есть сын княгини, мальчик лет одиннадцати, с замечательно для его лет определившимися, холодными чертами лица, очень напоминавшего лицо матери, тщательно причесанный и разодетый. Его сопровождали два его наставника: молодой, здоровый англичанин, гувернер, и еще более молодой студент, взятый княгинею из Москвы на лето «для русского языка».

– Ты всегда опаздываешь, Basile, – заметила княгиня сыну, целуя его в щеку.

– Я одевался, maman! – отозвался он с недовольным тоном, словно правый.

– Очень заботлив всегда насчет своих туалетов! – вполголоса и улыбаясь сообщила княгиня соседу своему Шигареву.

– Мальчик, известно, рано встающий, сам себя умывающий! – немедленно загаерничал тот. – Князенька, золота шапочка, шелкова кисточка, дайте свою ручку брильянтовую!

Мальчик положил нехотя руку в протянутые пальцы Шигарева; он их тотчас же стиснул и щелкнул языком, изображая звук прихлопнувшегося замка.

Князек спокойными глазами глянул ему в лицо, высвободил руку и пошел садиться в сопровождении своих надзирателей.

– Лина, – сказал он прямо против него сидевшей сестре, – ты в театре была?

– Почем ты знаешь? – улыбнулась она.

– Семен Петрович мне сказал, – он кивнул на усаживавшегося подле него студента, – он все время глядел на тебя из-за занавески, когда ты шла.

Студент покраснел до самых волос и пробормотал что-то, чего никто не расслышал…

– Да, я была в театре, – сказала княжна и опять заговорила с землемером.

– И она была! – начал снова мальчик, указывая кивком на Ольгу Елпидифоровну. – Что вы там все делаете?