Развилки - Владимир Александрович Дараган

***

Почему на заправках всегда дерьмовый кофе? Думают, что по второму разу никто к ним не заедет и можно варить такое пойло? Впрочем, этот кофе еще ничего. Самый дерьмовый кофе я пил в парижском саду Тюильри. Парижане туда не ходят, а туристы бывают один раз.

***

Такой «одноразовый» кофе, как попутчик в поезде. Одноразовый знакомый, кому можно излить все проблемы, зная, что никогда его больше не встретишь, никогда не устыдишься.

***

В непогоду острее ощущаешь одиночество. Кто под зонтиком, кто под капюшоном, кто в машине. Каждый в своем коконе, до тебя никому нет дела.

***

Перебрал в памяти своих женщин. Ни с одной не смог бы долго ехать в машине. А с кем бы смог? Варя, Никита, Панкрат… Пожалуй, все. Найду женщину, которая дополнит этот список, — женюсь, не задумываясь.

Глава 4. Холмы Тосканы

Рассказ Никиты

Завтрак проходил на большой террасе, откуда открывался вид на бесконечную череду холмов, покрытых изумрудной зеленью и красными коврами маков — понимаю, что с маками в тексте уже перебор, но как без них, если они в Тоскане на каждом холме? Алена встречала гостей, предлагала сделать омлет с разнообразной начинкой и показывала на столы, где на тарелках лежала ветчина, сыр, масло, фрукты и булочки. Никите с Ириной достался столик, откуда была видна дорога, идущая к усадьбе. Лужи на ней высохли, и она казалась уже не такой разбитой.

— Капучино, эспрессо? — к ним подошла Алена. — Как вы спали на новом месте?

На ней опять были темные джинсы, кроссовки и белая футболка. Наряд дополнял небольшой светлый фартук, с вышитыми цветами. Никита присмотрелся, пытаясь определить ее возраст: ни морщин, ни складок около рта. Алена выглядела очень молодо, и никто не дал бы ей больше тридцати пяти.

— Спасибо, нам обоим двойной эспрессо! — сказала Ирина. — А ночь прошла хорошо. У вас очень хорошие матрасы и абсолютная тишина. Даже собаки не лаяли.

— У нас нет собаки, только кот, он тихий — ответила Алена. — Сейчас я принесу омлет и кофе.

Никите очень хотелось посмотреть на уходящую Алену, но он заметил, что Ирина наблюдает за ним, и не стал этого делать. За соседним столиком сидела ухоженная американка лет шестидесяти. Она улыбнулась, громко заговорила с Ириной, и все узнали, что ее зовут Сьюзен, что она приезжает сюда уже пятый год подряд, и что синоптики обещали чудесную погоду на ближайшие дни. За другим столиком сидел молчаливый мужчина лет пятидесяти. Он не спеша пил кофе и читал книжку в мягкой яркой обложке. Увидев взгляд Никиты, мужчина улыбнулся, привстал, сказал, что его зовут Фернандо, он художник из Мадрида, и сейчас хочет написать серию картин с видами Тосканы. Ирина рассказала кто они, соседи поулыбались и продолжили завтрак.

Сделав первый глоток, Ирина подняла брови, что у нее означало высшую степень похвалы предложенному кофе. Она достала сигареты, зажигалку и растерянно оглянулась. Никто не курил, хотя терраса была открыта и продувалась свежим утренним ветерком. К ней тут же подошла Алена и поставила перед ней пепельницу.

— Ира, — сказала она, — после завтрака я помою посуду и у меня есть три свободных часа. Я могу показать вам самые красивые места в нашем районе.

Ирина поблагодарила за пепельницу и добавила:

— Алена, дорогая, я тут с мужем и такие вещи решает он.

Никита не услышал никакой поддевки в ее интонации. Иринин голос изображал покорность и готовность идти за мужем хоть на тосканские холмы, хоть прямиком в ад. Женщины смотрели на него в ожидании его решения.

— Алена, — сказал Никита, — мне право жалко ваше время. Вы бы могли…

— А мне не жалко, — перебила его Алена. — Будем считать, что вежливость вы соблюли, а я по глазам вижу, что побыть в обществе сразу двух красивых женщин вы не прочь!

Ирина засмеялась.

— Давай, Никита, покажи нам обеим, какой ты галантный кавалер! А тебе, Аленушка, спасибо. Мы будем ждать тебя около нашего домика.

Разбалансировка! Откуда у Никиты вылезло это слово, любимое его механиком Николаем? Если что дрожит, говорил он, то это разбалансировка. Или шины надо менять. Никита не знал, что нужно менять в «фиате» Алены, но это нужно было менять и менять срочно. Машина дрожала вся. Дрожали ручки дверей, дрожал пол, особенно сильно дрожал руль. Никита сидел сзади и смотрел на руки Алены — они дрожали вместе с браслетиком на правой руке. Ирина сидела рядом с Аленой и слушала ее рассказ о холмах с кипарисами, о местах, где собираются фотографы, о снеге, который выпадает ночью и надо спешить все сфотографировать, потому что к обеду он растает. На дрожащий руль Алена внимания не обращала. Она даже на дорогу не обращала внимания. Они неслись по проселку, машина прыгала на кочках, проваливалась в ямы, «фиатик» поскрипывал, внутри него что-то стучало, но это не мешало Алене рассказывать о летней жаре, осенних дождях, о звездном небе, какого нигде больше не увидишь.

— А вот и ваш Банья Виньоне, — сказала она и, лихо повернув, остановилась у каменной ограды.

Они вышли из машины, прошли по улице, состоящей из двух домов, и вышли к огромному бассейну посреди главной, как они поняли, площади.

— Тут горячие серные источники, в бассейне всегда плюс тридцать восемь градусов, а когда холодно, то над бассейном стоит туман, — рассказывала Алена. — Вот такой туман и снимал Тарковский. Красиво, когда ветер — он раздирает туман в клочья, очень мистическая картина. В кино купаются, но сейчас это запрещено.

— Раньше тут был курорт? — спросила Ирина.

— Не знаю точно, но думаю, что да. Недалеко горячий ручей, туда приезжают лечить суставы. Садятся на берег, окунают ноги в воду и сидят по часу.

Ирина наклонилась, потерла колено.

— Хочу к этому ручью, — сказала она.

Ручей шумел среди желтого известняка, затихал в заводях и обрывался водопадом в глубокое ущелье, на другой стороне которого, на горе возвышался то ли замок, то ли собор с пристройками. Вокруг горы зеленели холмы, плавно переходящие в долину.

— Это для меня место силы, — сказала Алена. — Суставы у меня не болят, но я тоже могу тут сидеть, греть ноги в ручейке и смотреть на собор. Это городок Кастиглионе де Орчиа, — добавила она, уловив вопросительный взгляд Никиты. — Там в соборе есть фреска Пьетро Лоренцетти. Мадонна с младенцем, четырнадцатый век.

— Без охраны? — спросила Ирина.

— И без реставрации, — сказала Алена. — Хотите посмотреть?

Ирина посмотрела на Никиту, пожала плечами.

— Я, пожалуй, посижу в этом месте силы, — сказала она. — Заодно полечу суставы.

Она без тени смущения сняла джинсы, села на теплый желтый камень, окунула ноги в ручей.

— Какое блаженство! — заулыбалась она. — Вы поезжайте, посмотрите, я потом на фотографиях все разгляжу.

В городке никого не было. Вообще никого! Пустые улицы, пустое кафе на площади. Между камнями мостовых росла трава. Стены домов излучали тепло. Алена взяла Никиту за локоть.

— Нравится тут? — спросила она.

— Очень нравится, мы с тобой в затерянном мире. Даже не верится, что где-то жизнь, проблемы, заботы.

— Да, ты все правильно сказал. Так во всей Тоскане. Живешь и не живешь одновременно.

Зашли в собор. Фреска Лоренцетти находилась в алтарной части, отгороженной железной фигурной решеткой.

— Ну хоть как-то заботятся, — сказал Никита, подойдя к решетке.

— Представляешь, сколько ей лет! — Алена подошла, прижалась. Никита обернулся, их взгляды встретились.

— Ты красивая, — сказал он.

— Спасибо, мне давно так никто не говорил, — Алена смотрела на него и как будто чего-то ждала. Он поцеловал ее. Нежно и быстро. Ее губы ответили, именно этого они и ждали. Он обнял ее, положил руку на грудь.

— Не надо, — сказала она. — Не надо в храме.

Рассказ