Развилки - Владимир Александрович Дараган

на моей стороне никого нет. Кому это было интересно? А так хотелось, чтобы кто-то обнял меня и взял себе хоть кусочек моей боли, обиды, бесконечной усталости.

Потом я осталась одна с сыном, и стало страшно. Окружающий мир был жестокий, хотелось, чтобы рядом был человек, который бы заслонил от холода, равнодушия и несправедливости. И тут появился Андреа. Он походил на героя из сказки. Красивый, сильный, добрый, улыбчивый. Казалось, что он решит все мои проблемы. Вернее, с ним просто не будет никаких проблем. Можно будет сидеть рядом, держать его руку и ни о чем не думать.

Это была сумасшедшая любовь. Одна неделя, пока делегация молодых итальянских дизайнеров была в Москве. И я с ними, как переводчица и гид. Потом они уехали, и я осталась в вакууме. Нечем стало дышать, и я попросилась к нему. Он предложил поехать на Сицилию. Да куда угодно, лишь бы не сидеть дождливыми вечерами у окна, размазывая слезы по щекам.

Сицилия… я там сходила с ума от счастья. Я носилась по улицам городков, по пляжам, по паркам, залезала на деревья и кричала, что я счастлива! Андреа смеялся, целовал меня и говорил, что нам надо жить вместе. И я верила, что такое счастье будет всегда. Стали безразлична моя карьера, мое прошлое, я жила счастливым настоящим и безумно желанным будущим.

И я уехала к нему. Андреа жил в старинной усадьбе, которую купил и перестроил его отец. К нему иногда приезжала его бывшая жена, но после моего появления ее визиты прекратились, и мы стали жить вдвоем. У меня была энергия, как у турбины ГЭС. Я летала по усадьбе, переделывала все, что мне разрешали, выкидывала старье, красила, шпаклевала, прибивала… Андреа ходил рядом, восхищался, потом заявлял, что устал смотреть на то, как я мелькаю у него перед глазами, и уходил отдыхать.

В домиках, которые были построены для приезжающих родственников, мы устроили что-то вроде гостиницы. И снова я красила, чистила, крутила отверткой. Андреа однажды попытался сменить перегоревшую лампочку, он вывернул ее вместе с патроном, растерялся, протянул его мне и сказал, что восхищается моими руками. Я посмеялась, заменила лампочку, но задумалась.

Мне вдруг показалось, что я стою на кочке посреди тихого болота. Вокруг яркая зелень, вода заросла ряской, торчат камыши, все замерло, тишина. Ничего тут нельзя тревожить. Все мои усилия напрасны. Я только всколыхну немного трясину, добавлю цветов, но потом скоро все зарастет и снова будет тишина. И для кого я все делаю? Андреа ничего не надо. Ему главное, чтобы его не тормошили.

Андреа вообще живет какой-то параллельной жизнью. Такое чувство, что он вспоминает обо мне только, когда меня видит. У него есть друзья, с которыми он пьет вино в баре у крепостной стены Пиензы, ходит на какие-то собрания дизайнеров и фотографов, уезжает в Рим на выставки и презентации. Я никуда не езжу, на мне дом, хозяйство, да мне и не хочется толкаться у фотографий и выслушивать длинные рассуждения о неожиданном ракурсе, философии композиции, контровом свете и притягивающей диагонали.

Ладно, решила я, надо будет осмотреться, а уж потом что-то решать. Сын остался в Москве под присмотром мамы. Я писала ему про свою жизнь, про какие-то милые для меня мелочи, звала в гости. Он иногда приезжал, мы с ним носились по моем «фиатике» по холмам, монастырям, паркам и городкам. Иногда он приезжал с девушкой, и я снова возила их по окрестностям, не уставая рассказывать про историю этого края, стараясь не повторяться, чтобы сыну не стало скучно.

Мелочи… я вдруг поняла, что из них и только из них состоит теперь моя жизнь. Исчезли большие цели, планы, остались эти самые мелочи, которые пожирали мое время. Я была не против, иногда я сама придумывала новые дела, чтобы занять время, которого вдруг стало очень много. Найти работу было невозможно. Знание итальянского и умение классно водить машину никому не были нужны. Итальянский тут знали все и машины водили не хуже меня. Мое умение писать статьи и репортажи тоже никому не было нужно. Тут хватало таких умельцев. Я рассылала резюме по всей стране, но никто не отвечал.

Андреа и не пытался что-то искать. Ни для меня, ни для себя. Я привезла немного денег, а у него были какие-то сбережения, оставшиеся после отца, и мы первое время жили на проценты. Этого хватало на продукты и на мелочи. Андреа мечтал выиграть в лотерею и начать путешествовать по всему свету.

— А что ты будешь делать в этих путешествиях? — спросила я.

— А там надо что-то делать? — удивился он.

И я перестала говорить с ним на эту тему.

Я пыталась написать большую статью про историю крепостей окрестных городков, хотела привлечь к этому Андреа, но он пообещал только сделать пару снимков для иллюстрации, и на этом все закончилось Весь мой порыв ушел в песок, в трясину нашего болота.

Потом мы начали принимать туристов. Появились деньги, но они почти все уходили на ремонт дома и на покупку необходимых вещей. Я стала поваром, прачкой, официанткой, клерком, бухгалтером и уборщицей. Андреа придумал продавать свои фотографии туристам, и я стала еще продавщицей.

Нет, я не жалуюсь. Я могла все это предвидеть и сидеть в Москве. Я даже пыталась уехать в Москву, но Андреа звонил каждый день, обещал новую жизнь и говорил о любви. А он умел говорить о любви красиво. Я слушала, покупала билет и снова летела в Италию. И все продолжалось так, как было раньше.

Как-то утром мы лежали в постели, и я плакала. Просто так. Почему появились эти слезы, я даже не помню. Андреа увидел это и спросил, в чем дело.

— Тебе не кажется, что когда любишь и тебя любят, то надо что-то делать для любимых? — спросила я.

— Да? — удивился он. — А почему нельзя просто жить и любить?

У него все было просто! Жить и любить. Как цветок. Кто-то будет его поливать, удобрять, отгонять вредных гусениц, укутывать на зиму. А он будет жить и любить окружающий мир. Ведь ему совсем немного надо.

Мне тоже надо немного. Я тоже могу обходиться колбасой и кофе. Но мне хочется двигаться вперед. Путь даже не вперед, просто куда-то двигаться и на что-то надеяться. Я больше не могу расти на грядке и ждать, когда ветер и дождь сломают меня.

Да — прямо плач Ярославны. А ведь я оптимист, и силенок у меня много. Любой сразу скажет: а не уехать ли тебе красавица в Москву? И правда, там осталась квартира, там я смогу найти работу. Но это не просто. Я не представляю, как я смогу бросить Андреа. Любовь? Наверное, уже нет. Просто привязанность к нему и к дому, в который вложено столько моего труда. Сложно все это.

Я помню вечер, когда к нам приехали русские. Милые, красивые, родные. Я изучала расписание самолетов из Москвы в Рим, оценивала сколько километров им надо проехать. Ошиблась со временем их приезда всего на полчаса. Я даже угадала марку машины, которую они взяли напрокат. Их маленький черный «мерседес» подъехал очень медленно, остановился у двери, и из машины долго никто не выходил. Я сама подошла к ним и увидела, что они оба смертельно устали. Никита оказался среднего роста, седеющий брюнет с грустными глазами. Его жена, Ирина, даже усталой выглядела прекрасно. Она чуть старше меня, взгляд умный, холодный.

Чтобы скрыть свою радость, я им предложила бутылку вина. Это у нас не принято, но мне хотелось, чтобы они расслабились и может даже пригласили бы меня распить эту бутылку вместе. Но вскоре я почувствовала, что Ирина напряженно следит за мной, она зачем-то специально пролила вино на наш старый столик и ждала, что я буду делать. Я растерялась и сделала вид, что ничего не произошло.

Из дневника Макса