Развилки - Владимир Александрович Дараган

суть простых образов. Как же она не любит такой язык! Сочетания слов, в которых нет ни мыслей, ни новых идей. Вот он сфотографировал дом, вырезал кусок крыши с белым облачком наверху и развел философию на тему парения мысли над серостью бытия.

Ладно, она не специалист в фотографии. Но отсутствие популярности и то, что Андреа вынужден сдавать туристам комнаты в пристройках его усадьбы, — это показатель. Усадьба досталась ему от отца. Отец за бесценок купил развалины, заросшие сорняками, и десятки лет восстанавливал камешек за камешком. Но работы там осталось много. Алена забыла про свою специальность и колготилась с утра до вечера, обслуживая туристов. Во всяком случае, Ирина не нашла в интернете ни одной ее статьи по итальянской истории. Вообще, после замужества имя Алены почти нигде не упоминалось. У нее был заброшенный блог, куда она поставила пару рецептов итальянской кухни и описала свою старую поездку на Сицилию, где она была счастлива и любима.

Когда они добрались до усадьбы, Ирина была такая усталая, что не сдержалась и когда увидела, что Алена поглядывает на Никиту, наговорила лишнего. Бедный Никита даже растерялся. Ну и она хороша! Ругать или ворчать на кого-либо — это привлекать внимание к этой персоне. Алена почувствовала ее неприязнь, и теперь она постарается казаться лучше, чем она есть на самом деле.

Ладно, впереди две недели, все легко исправить, а сейчас все! Спать, спать, спать…

Рассказ Алены

Теперь переходим к самому сложному, к Алене. У нее тонкие черты лица — так пишут, когда не знают, как описать отсутствие на лице каких-либо пухлостей, когда нос не картофелиной, а четко очерчен, когда не надутые, но красивые губы, когда главное в лице — это глаза. Глаза Алены темные, блестящие, взгляд которых трудно долго выдержать. Не озорные, не серьезные — где-то посредине. Вроде смотрит она вскользь, не сверлит взглядом, пытаясь узнать скрываемую правду, но если поймаешь ее взгляд, то сразу выдашь все тайны, даже те, которых у тебя нет. Ее рассказ очень лирический — откровение женщины, которой не повезло в жизни. Что у нее больше: поэтичности, романтики или расчета? Заботы о близких или любви к себе? Впрочем, решайте сами. Вот ее рассказ от первого лица.

Почему тогда так забилось сердце? Ведь я часто получала письма от друзей на русском языке. И «Скайп» помогал, без него тут можно было просто повеситься! Но это письмо… вернее, три строчки. Кому-то нужен дом на территории усадьбы в период цветения маков. Два человека, муж и жена. Мужа зовут Никита. Он же автор письма. В сети я его нашла. Он владелец какой-то фирмы, Ирина — его жена и заместитель.

Странно, мужчина думает о цветущих маках. Обычно спрашивали о размере комнат, какая посуда на кухне, какого размера холодильник. А тут — маки. И две недели я буду говорить по-русски. Милые вы мои! Да я буду бесплатным экскурсоводом, если захотите! Я тут каждый уголок знаю. Каждый кипарис, каждый холм, каждый городок.

Прошло немало времени, как я получила это письмо, а не могла ни о чем другом думать. Надо спокойнее, твердила я себе. Андреа увидит красные щеки и опять придумает, что меня надо ревновать. У него только три состояния: страстная любовь, ни на чем не основанная ревность и фотографирование. Ах да, еще послеобеденная сиеста. Два часа глубокого сна. И это не мешает восьмичасовому ночному сну. А утром он тащит меня на фотосъемки. Я у него бесплатная модель. Вот я иду по дороге, вот поднялась на вершину холма, вот я в раздумьях сижу на скамейке, вот я после ванны, вот до ванны.

А вечерами он сидит за компьютером и замазывает мои морщинки. Получается нечто размытое, на меня непохожее, но это у него называется выделение главного. Главное — у меня глаза. Темные, чуть подведенные. И еще реснички… Это моя гордость. Я их крашу в Пиензе у Джулии. Джулия ровняет мне челку и говорит комплименты. Она всем говорит комплименты, иначе бы к ней не ходили. Другие слушают, улыбаются и отвечают «грациа». А я, как дура, краснею и жалуюсь на круги под глазами. Они всегда появляются после бессонной ночи. Джулия замазывает черноту, говорит, что я стала неотразимой, и провожает до двери. На улице она говорит, что у меня фигура двадцатилетней девушки и улыбается. Джулия очень хорошо улыбается, она правда меня любит. Она и других любит, но мне кажется, что меня она любит больше всех. Мы обнимаемся, целуемся и я бреду к своему «фиатику». Мне еще надо заехать в «кооп» за продуктами. Там я набираю полную коляску, на выходе набиваю рот вареной колбасой. Я обожаю здешнюю вареную колбасу и помидоры. В других местах помидоры безвкусные, а тут сладкие, с небольшой кислинкой.

Я складываю покупки в багажник и думаю о Джулии. Я считаю ее своей подругой. Реально, она тут моя единственная подруга. Мы иногда ходим с ней в кафе и болтаем о женских пустяках. Впрочем, какие мы подруги. Я ее клиентка.

Дома я буду готовить мясо. Андреа все равно, что есть. Он может обходиться колбасой с кофе. Но я готовлю вкусные блюда. Он их съедает, говорит по-русски «спасибо» и уходит к компьютеру. А я сижу и плачу. Я возилась на кухне два часа, и мне хочется, чтобы меня хвалили больше. Чтобы рассказывали, как вкусно я готовлю. Что соус сегодня был особенный, что мясо было сочным, но без крови. И тушеные овощи были сегодня необычные. И реснички у меня накрашены по-другому.

Ладно, это сопли, которые тут не приветствуются. Все отлично! Огромный дом, бассейн, кипарисы, вид на тосканские холмы. Я беру кота, и мы идем поливать цветы. Он любит гулять со мной. Я хожу с лейкой, а он сидит на теплых камнях дорожки и умывается.

А потом мы с ним идем к бассейну. Его начинал строить отец Андреа, но я потратила почти все свои деньги и добилась того, что теперь тут голубая вода, красивая плитка, удобные шезлонги и вид. Какой восторг, когда плывешь и видишь бесконечную череду зеленых холмов. Хочется кричать и плакать от счастья. Когда нет гостей, то я плаваю без купальника. Появляется ощущение, что сливаешься с теплой водой, с бездонным небом, с облаками. А ночью, когда вода еще не остыла, я ложусь на спину и смотрю на первые звезды. Воображение уносит за миллионы миллионов километров от земли, я плыву среди звезд, они далекие и холодные, но внутри меня тепло, у меня много тепла, я смотрю на звезды и улыбаюсь.

Я всегда зову Андреа поплавать со мной. Иногда он приходит, ворчит, что вода уже остыла, шумно фыркает и быстро плавает от стенки до стенки. Потом он начинает приставать ко мне, звезды гаснут, и я спускаюсь на землю.

Вечером пишу рассказы и сказки. Вернее, сижу и думаю, что могу написать. Я умею писать только о том, что видела, что пережила, о чем передумала. Меня никто не тревожит. Андреа важно только то, чтобы я не пользовалась социальными сетями и не переписывалась с мужчинами. На рассказы он внимания не обращает. Я пишу по-русски, и он ни разу не попросил перевести ему хоть что-нибудь.

Все эти рассказы идут в стол, вернее в укромный уголок жесткого диска. В них слишком много боли и сожалений. Это только для меня. Для других я живу в маленьком раю, у меня все хорошо. Вот куплю новую разделочную доску, и будет совсем отлично!

Я пишу о своем прошлом. О России, о детстве, когда я так мечтала вырасти и начать новую жизнь с любимым человеком. Учебу я не вспоминаю. Там все как в тумане. Ранний брак, тяжелая беременность, пеленки, которые я стирала руками, непонятная нелюбовь родителей мужа. Я была слишком хорошей и слишком покладистой. Таких легко ругать, учить и унижать. Я плакала, что