Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

Круглый стол в центре комнаты был накрыт к завтраку, при виде которого мой желудок сжался от голодного спазма: с того момента, как я завтракала в кафетерии «Красноярья», прошли почти сутки. На тарелках лежали бутерброды с сыром и колбасой, в маслёнке таял кусок желтого сливочного масла. Завершала картину аппетитная плюшка, обсыпанная сахарной пудрой.

Хозяйка комнаты хлопотала у стола, разливая чай.

– Садитесь, Зоя. Будем завтракать.

– Мне как-то неловко… – пробормотала я. – У меня с собой ничего нет.

– Ну что за глупости вы говорите? Помню себя два года назад в такой же ситуации: приехала с одним чемоданом, ни посуды, ни еды, где магазин, где кухня – ничего не знала. Вот точно так же соседки пришли на выручку. В свое время вы тоже кому-нибудь поможете.

Чай был крепкий и ароматный, булка – свежая, словно только что выпеченная, масло – из настоящих коровьих сливок. Нина, судя по всему, любила вкусно поесть, не заботясь о фигуре. Я почувствовала к ней интуитивную симпатию и подумала, что мы станем подругами.

– Где вы покупаете такие вкусные продукты?

– Давай сразу на «ты», – предложила Нина, словно прочитав мои мысли. – Разница в возрасте у нас, судя по всему, незначительная.

– Давай! – согласилась я. – Мне двадцать семь. А тебе?

– Двадцать девять. Закупаемся мы в продмаге на Строителей, это улица в центре поселка. Одна из продавщиц – моя бывшая пациентка, я в том году у нее стремительные осложненные роды принимала. Монохориальная моноамниотическая двойня[5]. Обоих мальчиков удалось спасти, поэтому Катя мне теперь разные дефициты оставляет. Сперва неловко было, а потом я свою гордость под шкаф ногой задвинула. – Нина рассмеялась. – Могу вас познакомить. Тоже будешь с черного хода затовариваться. Это проще, чем дефициты караулить, тем более с нашим графиком особо в очередях не постоишь. Вечерний прием в семь заканчивается, раньше половины восьмого из стационара редко когда уйдешь, а к этому времени магазины уже закрыты.

– Посмотрим, – уклончиво ответила я. – Сначала надо освоиться, понять, что к чему. Я словно на другой планете оказалась. Мне кажется, все это происходит не со мной.

– Мне это знакомо! Первую неделю постоянно задавала себе вопрос: что я тут делаю?

– Откуда ты приехала?

– Из Ставрополя.

– И не побоялась из такой теплыни – в Сибирь?

– Ой, на Ставрополье морозы бывают – почище сибирских! С мая по сентябрь здесь отличная погода. Дожди бывают, но нечасто. Всю последнюю неделю жара стоит под тридцать градусов, чем не юг? Тут речка недалеко, вода, правда, даже сейчас холодная, но местные привыкли, купаются. Ягод видимо-невидимо, только за поселок выйдешь – обеими руками можно собирать. Земляника, черника, смородина, в августе малина поспеет, в сентябре – брусника. Мы с девчонками такие пироги на нашей кухне печем – пальчики оближешь. Грибов тоже навалом, но я их не очень уважаю.

– А почему ты сюда переехала?

– Долгая история. Не для утреннего чаепития. Ну а тебя каким ветром из Ленинграда занесло? Вряд ли ты здесь по комсомольской линии. Несчастливая любовь?

Я кивнула, не испытывая желания обсуждать свою личную жизнь с незнакомым человеком.

– Ладно, не кисни. Тут мужчин навалом. И не дохлики вроде городских избалованных мальчиков, а нормальные мужики с правильными понятиями.

– Лесорубы? – скептически уточнила я.

– Не только. По субботам в Доме культуры танцы, можем вместе сходить. Увидишь, какой тут контингент. Есть из кого выбрать.

– Меня это не интересует.

– Что именно? Танцы или мужчины?

– И то и другое.

– Значит, это случилось недавно.

– Что – недавно?

– Ваш разрыв… Всё, молчу, молчу, не смотри так! В душу лезть не собираюсь, захочешь – расскажешь. Налить еще чаю?

– Нет, спасибо. Мне бы помыться с дороги.

– На кухне на плите бак греется. Мыло и шампунь у меня возьмешь, тазы в душевой общие. Мне перед сменой тоже надо ополоснуться. С утра два плановых аборта, после обеда – прием в амбулатории. До вечера буду крутиться как белка в колесе.

– А где взять полотенце?

– Полотенца и постельное белье выдаются при заселении и меняются раз в неделю. Разве тебе Клава комплект не выдала?

– Кто?

– Комендантша наша. Мы ее Клавой зовем. За глаза, конечно.

– Нет. Она была… гм… не очень-то приветлива. Наверно, из-за того, что я ее разбудила.

– Дело не в тебе. Клава всегда такая, ни разу ее довольной не видела. Ты только в конфликты с ней не вступай, она баба стервозная. Но все, что полагается, затребуй, ты не из милости здесь поселилась. А полотенце я тебе одолжу. Ты, наверно, раньше в общежитиях не жила?

Я покачала головой. Мое настроение стремительно падало.

Разом навалились и усталость, и ответственность, и осознание тоскливого одиночества, на которое я себя сознательно обрекала, и необходимость налаживать контакты с новыми людьми…

– Вот и я была домашней девочкой, пока сюда не приехала. Пришлось привыкать к суровой правде жизни. – Нина перегнулась через стол и ободряюще сжала мою руку. – Поверь, это на пользу. Сейчас я ни о чем не жалею. Идем, покажу тебе удобства на этаже. Надо торопиться, пока не набежала очередь.

К моему удивлению, общежитие оказалось совместным, что вообще-то было против правил. Мужчины-врачи (хирург, два травматолога и анестезиолог) жили в левом крыле первого этажа, располагая собственной душевой и туалетом: очевидная привилегия для четверых человек. В правом крыле находились общая кухня, красный уголок и хозяйственные помещения.

Второй этаж был «женским». В той части, где находились наши с Ниной комнаты, проживали врачи: два терапевта, педиатр, физиотерапевт, окулист и отоларинголог. По другую сторону от лестницы располагались комнаты среднего медперсонала, туалеты и душевая.

Самым неприятным оказалось то, что нагретую на кухне воду пришлось таскать в эмалированных ведрах по той самой лестнице, которую я, едва заселившись, успела возненавидеть. Нам с Ниной пришлось сделать две ходки, чтобы заполнить три больших цинковых таза, какие обычно использовались в общественных банях.

Душевая оказалась комнатой с четырьмя отсеками, разделенными перегородками без дверей, кафельным полом и закрашенным белой краской окном. Воздух был спертый и влажный, пахло застоялой водой и дешевым мылом. На крючках висели мочалки и проштемпелеванные казенные полотенца.

Не успела я намылиться, пришли три медсестры терапевтического отделения. Они стали раздеваться, смеясь и обсуждая подробности своей и чужой личной жизни. Нина попыталась их урезонить, но, поняв, что это бесполезно, красноречиво закатила глаза, как бы говоря: «Ничего с ними не поделаешь!». Отсутствие горячей воды девушек не смутило, они встали под лейки, повизгивая от холода и энергично растираясь мочалками.

Я впервые