Перелом. Книга 2 - Болеслав Михайлович Маркевич
Перелом. Книга 2 читать книгу онлайн
После векового отсутствия Болеслава Михайловича Маркевича (1822—1884) в русской литературе публикуется его знаменитая в 1870—1880-е годы романная трилогия «Четверть века назад», «Перелом», «Бездна». Она стала единственным в своем роде эпическим свидетельством о начинающемся упадке имперской России – свидетельством тем более достоверным, что Маркевич, как никто другой из писателей, непосредственно знал деятелей и все обстоятельства той эпохи и предвидел ее трагическое завершение в XX веке. Происходивший из старинного шляхетского рода, он, благодаря глубокому уму и талантам, был своим человеком в ближнем окружении императрицы Марии Александровны, был вхож в правительственные круги и высший свет Петербурга. И поэтому петербургский свет, поместное дворянство, чиновники и обыватели изображаются Маркевичем с реалистической, подчас с документально-очерковой достоверностью в многообразии лиц и обстановки. В его персонажах читатели легко узнавали реальные политические фигуры пореформенной России, угадывали прототипы лиц из столичной аристократии, из литературной и театральной среды – что придавало его романам не только популярность, но отчасти и скандальную известность. Картины уходящей жизни дворянства омрачаются в трилогии сюжетами вторжения в общество и государственное управление разрушительных сил, противостоять которым власть в то время была не способна.
Она присела пред ним большим реверансом, какие делались в бывшем тогда в моде танце Lanciers, захватила с кресла свою пунцовую мантилью и вышла из гостиной, прежде чем наш кавказец нашел слово в ответ.
Да и что бы ответил он ей? В первую минуту он готов был броситься за ней, но он сдержал себя и судорожно сжал веки, как бы с тем чтобы подавить мутившее его сознание раскаяния и стыда…
Уже на улице, остуженный метелью и сыростью, спросил он себя, ехать ли ему теперь к Краснорецкой или нет. «Нет, – подойти к той после этого?»… Он не договорил, кликнул извозчика и, уткнувшись носом в шинель, отправился спать в свою гостиницу.
IV
Ба! Знакомый все лица1!
Горе от ума.
Три дня после того, что передано сейчас читателю, на отходившем пассажирском поезде Николаевской железной дороги только что прозвонил второй звонок. Утро стояло ясное, слегка морозило; свет ослепительною волной вливался в широкую и высокую выездную арку, играл на медных принадлежностях только что подкатившего паровоза, бежал длинною пеленой по каменной настилке пространного дебаркадера. Чувствовалось, что там сейчас в поле нестерпимо и весело заблещет солнце, отражаясь в холодных алмазах безбрежного снегового савана… Весело было и далее, вглубь, на противоположной оконечности поезда, погруженной в полусумрак, падавший от занесенной свежим снегом стеклянной крыши. Среди общего движения сквозь торопливый говор, гул и шлепанье калош и тяжелых сапогов прорывались звонкие молодые речи, неудержимый смех. На площадке самого последнего, семейного, вагона, на двух окнах которого значилась этикетка «занято», стояла в бархатном, каштановаго цвета дорожном платье, отороченном соболями, с собольею же шапочкой на густых волосах Ольга Елпидифоровна Ранцова и, держась одной рукой за перила, с огромным букетом пунцовых камелий и белых роз в другой, перекликаясь с целою толпой приехавших проводить ее и только что едва уговоренных жандармом отойти за решетку военных молодых людей в белых и красных фуражках.
– Через неделю, никак не позднее, не обманете?..
– Я прямо отсюда, на тройке, в Сергиевскую пустынь, служить молебен о вашем счастливом странствовании, – кричал молоденький кавалергардик с розовым, точно прямо с вербы лицом.
– A я о вашем скорейшем возвращении – в Ново-Девичий монастырь, – хохотал рядом его товарищ.
– Спасибо, – смеялась в ответ она, – я вам каждому по сайке из Москвы привезу… Ah, monsieur Vaquier, grand mersi pour le waggon, j’y serai comme une reine2! – прервала она себя, протягивая руку подошедшему к ней господину с иностранною физиономией.
– Vous l’êtes déjà, madame, par la grâce et la beauté et j’aurais voulu avoir tout un palais roulant à vous offrir3, – галантерейно отвечал monsieur Vaquier, представлявший «французские интересы» в правлении Николаевской дороги.
– Mersi, vous êtes charmant4!
– A мне что вы привезете? – возгласил из-за решетки «пупырь» Шастунов.
– 5-Ma bénédiction et la manière de s’en servir, – отвечала она с новым смехом и взглянула на Vaquier, как бы спрашивая: «C’est chic ce que je dis là, n’est ce pas?-5»
Степенный француз снисходительно улыбнулся, учтиво поднял шляпу и пошел далее вдоль вагонов.
– Moi je veux une tabatière6 от Лукутина, – прохрипел за решеткой Шастунов.
– Пустите, господа, пустите! – раздался за ним запыхавшийся голос. И Хазаров в бекеше и цилиндре, держа высоко над ним что-то завернутое в бумагу и перевязанное накрест узенькою красненькою тесемочкой, протиснулся к нему.
– Опоздал, брат, опоздал! – захохотали кругом. – Не станет Ольга Елпидифоровна есть твоих конфет; у нее ими и так вагон доверху набит!..
– Moi je lui ai appotré seul dix livres7, – захохотал Шастунов.
– Мои – парижские, Ольга Елпидифоровна, от Siraudin. Отведайте хоть одну, a остальное бросьте! – жалобно взывал к ней Хазаров, потрясая своим ящиком в воздухе.
Проходивший мимо по платформе высокий, чернокудрый, лет тридцати с чем-то мужчина в синей, московского фасона, длинной шубке из серых смушек и в такой же смушковой круглой и низкой шапочке, заметив его отчаянные телодвижения, остановился на ходу:
– Желаете передать? – спросил он с улыбкой.
– Сделайте одолжение! – вскликнул Хазаров.
Тот улыбнулся еще раз, взял конфеты и направился к площадке вагона, с которой красавица, не слушая и не глядя на юное стадо своих обожателей, уже несколько мгновений с широко раскрывшимися глазами следила за ним…
– Приказано вручить вам, – промолвил он, подходя к ней с глубоким поклоном.
Она наклонилась к нему, вскрикнула:
– Monsieur Ашанин… Владимир Петрович, так это вы?
– Сам, к вашим услугам.
– Боже мой, как я давно вас не видела!
– Девять лет счетом! – возразил он, глянув на нее взглядом, от которого, вместе с краской, покрывшею все ее лицо, целый минувший мир молодости воскрес внезапно в ее памяти.
– Вы едете с этим поездом? – поспешила она спросить, чтобы скрыть невольное смущение.
– Имею счастие! – отвечал он, кланяясь еще раз и трогаясь с места.
– Мы еще увидимся? Зайдите ко мне на пути, у меня особое отделение.
Он поднял на нее свои большие черные глаза, вздохнул и пресерьезно выговорил:
– С мужатицею не сиди, да не когда преклонится душа твоя на ню и духом твоим поползнешися в пагубу.
– Это что такое? – вскликнула она в изумлении.
– A это из Книги премудрости Иисуса сына Сирахова, глава седьмая, – пояснил он и вздохнул еще раз.
Кондуктор, стоявший у подножки соседнего вагона первого класса, заторопил его в эту минуту:
– Пожалуйте, пожалуйте в вагон, третий звонок сейчас!
Он послушно взбежал по ступенькам.
– Вы объясните мне потом, какую это тарабарщину вы мне проговорили? – сказала ему со своего места Ранцова через разделявшие их перила.
Он повел головой и вошел в свой вагон.
Она полуоткрыла дверь в свое отделение и обернулась к своим поклонникам.
– До свидания, господа!
Все загалдело разом, приложило руки к фуражкам:
– До свидания, Ольга Елпидифоровна! До скорого! Не заживайтесь в Москве!
– Ne vous laissez pas séduire par les charmes de la8 Белокаменная! – восклицал Хазаров, высоко помахивая своим цилиндром.
– Телеграфируйте, в какой день будете, – мы к вам навстречу все выедем!
– С букетами…
– Moi je vous apporterai toutes les fleurs rares du9 Ботанический сад! – кричал Шастунов.
– И не привезешь! – пожал на это плечами стоявший рядом товарищ его по полку.
– Привезу! – возразил он. – Кто тебе сказал, что не привезу?
– Там казенное, не продают.
– Дам три тысячи, a привезу! – фыркнул «пупырь». – Moi je sais, quand je veux quelque chose10…
Звон сигнального колокольчика и последовавший за ним оглушительный свист двинувшегося локомотива покрыли его «moi je», его хвастливые речи и нудный голос. Ольга Елпидифоровна
