Русский клуб - Владимир Дэс

И уже в Испании, на встрече земляков, на веранде арендованной виллы, Глеб вдруг услышал слово «Рашка».

Вначале он стерпел, но эти люди, обворовавшие свою страну и жившие за её счёт за границей, продолжили так называть Россию, и вскоре Глеб затеял драку. Одному выбил его заграничные зубы, другому сильно подпортил его эмигрантский левый глаз. Так, кулаками, он напомнил подонкам, кто их родил, вскормил, вырастил и обогатил. Больше при нём Россию никто Рашкой не называл.

Эти люди напоминали младенцев, научившихся ходить и неожиданно оторвавшихся от подола матери. Многие не прижились в силу своего менталитета и так и не смогли принять новый образ жизни, больше напоминающий законы волчьей стаи, чем законы человеческие.

Многих давили внешняя пристойность и чистоплюйство в отношениях между соседями, семьями и товарищами по работе. Это безликое, никому не нужное «How are you?».

Многие пытались удержаться в этой новой жизни, стоя одной ногой в России, другой на Западе. У кого-то получалось, у кого-то – нет. Но эта двойственность не давала ощущения полноты жизни и уравновешенности. Эта жизнь приносила мало радости и создавала видимость существования. Хотя русских за границей больше, чем, например, китайцев. В какую страну ни приедешь, куда ни придёшь – везде русские. Нет, конечно, китайцев по переписи больше, только они живут за границей компактно, в кварталах «Чайна-таун», а русские – по одиночке, но везде. Как изюминки в булочках.

Русские всюду: в живописи, литературе, музыке, бизнесе, науке, космосе…

Вся Европа читает Достоевского.

Вся Америка слушает Чайковского.

Журнал Forbes – половина русских.

Аукцион Sotheby’s – русские покупают «русских».

Кого боимся? Русских!

У кого загадочная душа? У русских!

Кремниевая долина кем заселена?

Хакеры чьи впереди планеты всей?

Кто бежит с Родины, а потом всю жизнь мучается?

Чьи ещё генералы могут работать таксистами в Париже?

Кто пьёт, гуляет и скандалит во всём мире так, что чертям тошно? Понятно кто… Тот, кто может тосковать по Родине так, что хоть пулю в лоб.

Глеб не причислял себя к этим людям. Но как-то, находясь в Америке, довольно длительное время гулял по окраинам Лос-Анджелеса. И вдруг увидел в придорожной канаве сочный, свежий, полный сил и мощных листьев лопух. Как в России. Он торчал из грязи, как зелёное пламя, как вызов всей этой чахлой и жёлтой ковыльной растительности лос-анджелесского пригорода.

«Вот он я! – показывал лопух всем. – Смотрите, завидуйте!»

Глеб упал на колени перед этой частичкой российской природы и обнял его. Он прижимал его влажные прохладные листья к своим щекам, трогал твёрдые, полные жизненных соков стебли и… любовался, любовался и любовался своим красивым соотечественником.

К Глебу подошёл афроамериканец и стал с удивлением смотреть на него, очевидно думая, что перед лопухом сидит сумасшедший.

– Why are you looking at me, Tom? I’m Russian!

Афроамериканец заулыбался.

– Tell me, American, would you embrace the tree that’s this native to you here in Los Angeles? – добавил Глеб.

Он ничего Глебу не ответил, пожал плечами и ушёл.

Наверное, подумал, что эти русские очень странные. Сидят в канаве, лопухи обнимают и спрашивают: обнимет он пальму или нет? А зачем её обнимать – пальма она и в Африке пальма. Непонятные эти русские, как инопланетяне.

Здесь, за границей, иностранцы – люди второго сорта, чужаки. И дети их будут чужаками.

Но самое гнетущее чувство российских эмигрантов – тоска. Тоска по докторской колбасе, по водке, по добрым соседям и верным друзьям, по работе, охоте и рыбалке, по борщам, щам и Гимну. Услышав Гимн России, они вскакивают с мест и, перекрестясь или отдавая честь, стоят, пока Гимн не закончится. Он стал для этих эмигрантов гражданской молитвой. Для русского есть священные вещи: мать, честь, Родина…

От этой тоски и ностальгии по России бывшие соотечественники стрелялись в Париже, спивались в пабах Лондона, засыпали от кокаина в Амстердаме или просто умирали в приютах Барселоны.

В начале перестройки в Россию в основном приезжали иностранцы-авантюристы, чтобы заработать, пока в стране хаос. Были даже безработные и ничего собой не представлявшие люди, но зато с красивыми визитками. Тех русских, которые сумели заработать деньги, они звали в Европу: обещали, соблазняли лёгкой жизнью и понятными правилами ведения бизнеса.

Глеба жизнь тоже пыталась вытолкнуть из России. И он даже как-то поддался на это, устав от препятствий и сложностей.

Первый раз его соблазняла Голландия.

Он тогда поставлял местным бизнесменам «бобровую струю» для производства парфюмерии. Там ему предложили два дома по довольно приемлемой цене на только что намытых землях Эйбурга в окрестностях Амстердама.

Глеб съездил туда, посмотрел. Просто сказочная картинка. Домики как с лубка, яркие, игрушечные. Газончики, ручейки, мостики, клумбочки, рыбки в маленьких прудиках. И при этом в одном доме можно жить самому, а другой сдавать внаём и на эти деньги содержать свой домик.

Потом был шторм. Ветер, молния, огромные волны, и всё это лубочное царство смыло. Но и здесь ему пояснили, что всё застраховано и будет восстановлено за счёт страховых фондов.

Второй раз, в самом начале бизнес-проекта «Быстрые деньги», ему предлагали остаться в Швейцарии. Мало ли куда может повернуть в России этот проект? Может, кому-то из Москвы всё это и не понравится. Лучше не рисковать и спрятаться там, откуда не достанут.

Доводы были реальные.

Однажды ему предложили домик в Монтрё. Глеб съездил и туда, познакомился с русскоговорящим депутатом местной общины и погулял у Женевского озера.

Всё чисто, хорошо, спокойно. Даже слишком спокойно. Спокойствие, переходящее в однообразие. Все жители городка вежливые. Даже слишком вежливые, на грани полного безразличия. Кислое вино с северных склонов предгорий. С утра дождь, в обед снег, к вечеру солнце. На следующий день с утра солнце, к обеду дождь, вечером снег. И так почти каждый день, в разных комбинациях, в зависимости от времени года.

И от Монтрё Глеб отказался.

Дважды столкнувшись с какими-то непонятными укладами и жизненными устоями, чуждыми для русского человека традициями и вдобавок с непривычным для него климатом, Глеб прекратил обращать внимание на предложения поменять российское гражданство на иное. Хотя за границу ездил часто, но долго там находиться не мог. Душила тоска по России. Доходило до того, что хотелось одновременно напиться, застрелиться и, бросив всё, немедленно вернуться в «Бизнес-клуб» на Малой Покровской.

Понимая всё это, Глеб знал, что никуда из Нижнеокска не уедет.

Вот и на этот раз, возвращаясь из Швейцарии, он верил