Прощай, Анна К. - Лера Манович

– Ну как ты, сын?

– Нормально, – сказал Мишка, вежливо улыбаясь и лизая мороженое.

– Как в школе?

– И в школе нормально, – ответил Мишка.

Отцу много звонили, интересовались, в Москве ли он и будет ли на каком-то вечере. Отец говорил со всеми ласково и отвечал: «Да, вечером буду в Москве, сына везу» – и весело поглядывал на Мишку.

В самолете было интересно, Мишка не заметил, как долетели. Потом они с отцом долго ехали на машине по длинным улицам с чернотой, освещенной высокими яркими фонарями. Наконец такси остановилось у дома, больше похожего на музей, с двумя колоннами у входа, и они вышли.

В квартире было красиво, как в ресторане: большой зал, переходящий в кухню с барной стойкой, много картин и фотографий на стенах, высокие потолки с люстрами, как в театре. Мишка стоял, опираясь на костыли и раскрыв рот.

– Ты жил здесь, когда был совсем маленький. Не помнишь? – спросил отец, бодро нарезая сыр и колбасу для бутербродов.

Мишка помотал головой. Но что-то смутно вырисовывалось в памяти. Пол. Он помнил этот пол. Блестящий, с плиточками наискосок. Как он бежит, бежит, потом падает. И еще громкий крик. Разбитая посуда. Белые осколки на полу.

– Ну, иди чай пить, – сказал отец. И, когда Мишка уселся за стол, снова спросил: – Как ты?

Мишка отпил чай и собрался рассказать все более подробно, но тут зазвонил телефон отца, и тот, глянув на экран, ушел разговаривать в другую комнату. Мишка доел бутерброд, заскучал. Прислушался к разговору. Отец называл кого-то зайчиком.

Наконец он вернулся и включил Мишке мультики на большом телевизоре. Пока Мишка замер перед огромным экраном, отец принес полотенце и ярко-голубое белье и застелил тахту в углу.

– В душ пойдешь? – спросил он.

Мишка помотал головой.

Мама и бабушка перед отъездом терли его мочалкой в четыре руки. Мол, мало ли, может, сразу в больницу положат. Как будто в больнице нет воды.

– Ну как знаешь. Решай сам, – сказал отец, и Мишке это очень понравилось.

Он смотрел мультики допоздна и не заметил, как уснул.

Утром приехал седой старик в строгом костюме, Мишкин дед. Он говорил с Мишкой ласково, но лицо его оставалось строгим.

Мишку заставили помыть ноги, долго собирали, долго рылись в сумке в поисках чистых носков. Наконец выехали на блестящей черной машине с шофером.

Москва как картинка поползла за окнами. Дед сидел на переднем сиденье вполоборота к Мишке и посматривал на него.

– Ну, как вы там, Миша, живете? – спросил он.

– Зачем ты задаешь идиотские вопросы? – тут же вмешался отец. – Он тебе всю жизнь должен рассказать?

Они сердито посмотрели друг на друга.

– Я в школу пошел. В первый класс, – сказал Мишка.

– И как тебе в школе, нравится? – спросил дед.

– Нормально.

– А какие предметы тебе больше всего нравятся?

– Математика.

– А что вы сейчас проходите?

Мишка задумался. Неудобно было сказать, что они проходят всего лишь цифры. Один, два, три… Но отвечать не пришлось: они въехали в большие ворота и после долгих споров отца и деда остановились у проходной больницы.

Мишке сделали новые снимки в аппарате, похожем на космический корабль. Потом врач попросил его раздеться до трусов и ходить по комнате. Мишке было стыдно ходить на костылях туда-сюда в детских голубых трусах с корабликами перед тремя малознакомыми мужчинами. Но он послушно прошел несколько раз от стены до стены.

– Понаблюдаем, – сказал врач. – Хорошо бы исключить дисплазию. Если ее нет, то можно обойтись без операции.

Отец и дед облегченно закивали.

Врач долго еще что-то говорил, писал, объяснял, но Мишка уже не слушал. Он рассматривал висящие на стенах плакаты с ортезами и всякими приспособлениями, делающими кривое ровным и больное здоровым. Потом он вспомнил финал книжки «Волшебник Изумрудного города», где волшебник оказался обычным маленьким обманщиком. Тут отец и дед попрощались с врачом, и они вышли из кабинета.

– Какие планы? – спросил дед, когда подходили к машине. – На ужин к нам не заедете?

– В другой раз, – резко ответил отец. – У меня вечер в клубе.

– Не рано ли водить ребенка по таким мероприятиям?

– Пап, сам разберусь! – отец зло махнул рукой.

Отец привез Мишку в огромный детский магазин. У Мишки разбежались глаза. Он стоял и стоял перед длиннющими полками со сборными моделями самолетов и кораблей и никак не мог выбрать. Ему хотелось все. Руки устали от костылей, и под мышками заломило.

– Ну, выбрал? – подошел к нему отец.

Мишка вздохнул. Перевел взгляд с корабля на самолет-истребитель.

– Сколько можно думать? – сказал отец и положил в корзину сразу три коробки.

Две модели из трех были не те, что хотел Мишка, но не важно. Мишка стоял и хлопал глазами, не зная, как выразить благодарность. Но, похоже, отец не ждал благодарности. Он взглянул на часы и сказал, что пора ехать домой, чтоб собраться на вечер.

Отец вышел из ванной в длинном махровом халате, взял гитару и, подмигнув Мишке, запел. Пел он очень красиво, только громко. Слова были сложные. Песня была про любовь, которая кончилась, и про войну, которая началась.

Мишка смотрел на отца, и он ему очень нравился. В его классе ни у кого не было такого отца. Будь у Мишки там такой отец, он был бы самым крутым мальчиком в их поселке.

Отец долго ходил по квартире, бренча на гитаре, несколько раз переодевался и наконец остановился на джинсах и нарядной синей рубашке. Он долго стоял перед зеркалом, накидывая на шею разные шарфы. Ему непрерывно звонили, и он говорил со всеми ласково и немного свысока. Мишке захотелось есть. Отец выбрал синий шарф в клетку.

– Ну, ты как? – спросил он Мишку, подходя к кухонному шкафу и наливая себе маленькую рюмку коньяка.

– Нормально, – ответил Мишка.

– Не устал? Нога не болит?

– Нет.

– Тогда погнали. Познакомишься с моими друзьями, – сказал отец и налил вторую рюмку.

На улице их уже ждало такси.

– Мой сын, – сообщил отец таксисту. – Ногу сломал.

– До свадьбы заживет, – равнодушно ответил таксист, и машина тронулась.

Клуб переливался разноцветными огнями и бýхал музыкой. На сцене стояли микрофон и синтезатор. Все столики были заняты. Они с трудом пробирались по залу, отец шел впереди, освобождая дорогу. То и дело к отцу подходили здороваться парни в пиджаках, нарядные девицы чмокали его в щеку.

– Это мой сын Михаил, – говорил всем отец, и подошедшие удивленно смотрели на маленького Мишку на костылях.

– Пойдем на второй этаж, – сказал отец. – Тут мест нет. А оттуда все видно.