Больше, чем любовь - Даниэла Стил

взрослые женщины. Алексис уверяла, что серьезно настроена сниматься в кино, а Эдвина посоветовала сестре подождать. Для карьеры нужно иметь голову на плечах. Алексис согласилась: опыт с Малкольмом Стоуном ее напугал. Мало ли какие мужчины ей еще попадутся! Отныне, сказала Алексис, она желает лишь одного: чтобы Эдвина всегда была рядом.

– Теперь ты и сама справишься.

Но Алексис сомневалась. Как повезло Фанни: мечтает лишь о том, чтобы когда-нибудь иметь свой дом, семью. Для нее нет ничего интереснее в жизни, чем приготовить что-то вкусное, украсить комнату…

– Честолюбивые планы – удел немногих, – заметила Эдвина. – И прочим, кто за пределами этого магического круга, их не понять.

Как ни спокойно проходило плавание, все же они очень радовались, когда пароход наконец вошел в порт Нью-Йорка. Тяжелые воспоминания слишком живучи, и тот кошмар, который они пережили, будет преследовать их всю жизнь. Сходя на берег, Эдвина думала о Патрике. Как она тосковала по нему! Он послал ей на пароход цветы с надписью на карточке: «Я тебя люблю. П.». Цветы дожидались ее и в отеле, но на этот раз с другими словами: «Je t’aime. Adieu» – «Люблю. Прощай». Некоторое время она смотрела на карточку, машинально поглаживая браслет на запястье, потом сунула ее в бумажник.

В Нью-Йорке они задержались всего на день. Позвонив домой, в Сан-Франциско, узнали, что Джордж уже дважды звонил, но оба раза умница Фанни придумывала правдоподобные отговорки, почему Алексис и Эдвина не могут подойти. То же было сказано и Сэму Горовицу. Фанни и Тедди очень волновались – все ли в порядке с Алексис? Сестра поговорила с ними, успокоила, что все хорошо и скоро они будут дома.

Родной дом встретил их неизменными ароматами, объятиями, поцелуями, слезами. Алексис клялась, что никогда больше не покинет родных, даже ради Голливуда.

– Однажды я припомню тебе эти слова, – подразнила Эдвина сестру, и как раз в этот момент зазвонил телефон.

Это был Джордж: они тоже наконец-то вернулись после головокружительного медового месяца. Потом Эдвина поговорила и с Хелен, и та сообщила шепотом, что, возможно, беременна.

К собственному изумлению, Эдвина вдруг поняла, что страшно ей завидует. Хелен, десятью годами младше, вернулась из свадебного путешествия, с мужем, который ее обожает, и ребенком, а она опять одна, с пусть и взрослыми детьми.

Потом трубку опять взял Джордж и самым серьезным образом спросил:

– Кстати, как твое горло?

– Прекрасно. А почему ты спрашиваешь? – Сообразив, что чуть не выдала Фанни, поспешила его успокоить: – О-о, теперь все хорошо. Я здорово простудилась, даже опасалась, как бы не грипп или воспаление легких, но все обошлось, слава богу.

– Рад слышать. А то мне, знаешь, приснился очень странный сон, будто ты куда-то отправилась на корабле… Ну, я рад, что все хорошо. Когда вас ждать в гости?

Эдвина ужаснулась при одной лишь мысли о том, что снова придется куда-то ехать. Она только что вернулась домой с другого конца света. Но, разумеется, Джордж об этом знать не должен.

– Может, лучше вам приехать на День благодарения? – предложила Эдвина, но у Джорджа была идея получше.

– Сэм говорит, что в этот день надо принимать гостей по очереди. В этом году собираемся у него, а у вас будем праздновать в следующем.

Джордж обещал Хелен, что поговорит с Эдвиной, но если сестра расстроится из-за того, что не сможет отпраздновать День благодарения дома, им все-таки придется ехать в Сан-Франциско.

Эдвина размышляла, казалось, целую вечность, но наконец решилась:

– Ладно. Может, это будет даже весело – для разнообразия. Жаль, только бедняжка Фанни не приготовит свое коронное блюдо – индейку.

– Она сможет сделать это здесь, – успокоил ее Джордж и с улыбкой погладил жену по животу, пока еще плоскому. – Хелен ей с удовольствием поможет, правда, дорогая?

Было слышно, как страдальчески застонала Хелен: все знали, что она терпеть не может готовить.

– Наверное, поэтому звонил Сэм, – предположила Эдвина. У нее даже не было времени ему перезвонить.

– Возможно. Значит, скоро увидимся!

Эдвина сообщила детям, что на День благодарения они едут в Лос-Анджелес. Отныне у них будет новая традиция – отмечать праздник с Хелен, Джорджем и Сэмом. Все обрадовались, особенно Алексис.

После ее злосчастных приключений сестры очень сблизились, и Фанни с Тедди не возражали. Эти двое вообще были словно близнецы. Они, конечно, справлялись, но все же были очень рады, что старшие сестры снова дома. Странно, думала Эдвина, отходя ко сну в тот вечер, как внезапно все они повзрослели! Уже засыпая, она думала о Патрике. Все смешалось, точно во сне: пароходы, поезда, красоты Ирландии, происшествие со Стоуном и Алексис, бриллиантовый браслет, шампанское, стихи, визит к леди Фицджеральд. Ей было о чем подумать.

Хелен и Джордж были счастливы, когда Уинфилды приехали отмечать День благодарения. К этому времени подозрения Хелен подтвердились: она действительно ждала ребенка, – и будущий дед просто сиял от счастья. Фанни, как и собиралась, приготовила индейку по особому рецепту и предложила Хелен, если надо, приехать помочь с малышом, тем более что учебный год уже закончится.

– А мне чем заняться летом, пока ты будешь менять пеленки? – жалобно спросил Тедди, однако Джордж быстро нашелся:

– Думаю, следующим летом ты мог бы поработать на студии. Нам нужны помощники.

Праздник удался. Угощение было выше всяческих похвал благодаря Фанни. Девушка научилась прекрасно готовить, и Сэм рассыпался в комплиментах ее кулинарному искусству, что тронуло Эдвину. Он был очень приветлив, словно теперь и они стали частью его семьи. Ей это было очень важно, о чем она ему и сказала, когда Сэм пригласил прогуляться по саду, пока молодежь обсуждала сюжет для нового фильма Джорджа.

– Вы посвятили им свою жизнь, отказавшись от собственной, зато можете теперь ими гордиться. – Он устремил на нее взгляд своих мудрых глаз и с улыбкой спросил: – Что вы будете делать, Эдвина, когда они повзрослеют?

– То же, что и вы, наверное, сейчас, когда Хелен вышла замуж.

В глазах Эдвины они с Сэмом были людьми одного поколения, несмотря на разницу в возрасте. Они медленно брели по саду, вечерний воздух становился прохладным, но Эдвине было так хорошо рядом с ним, словно они давние друзья, которые могли говорить обо всем на свете. Ей вообще очень нравились Горовицы.

– Скажите, а почему вы, такая молодая, поставили на себе крест? – вдруг спросил Сэм. – Когда у вас будут свои дети? Когда придет ваше время? Я вот уже дед, мое время ушло, но вы-то…

Он говорил таким серьезным тоном, что Эдвина едва не засмеялась.

– Почему все вокруг мне твердят одно и то же? Я вырастила пятерых детей как своих собственных. Не кажется ли вам, что с меня хватит?

– Возможно, но это не одно и то же, по крайней мере мне так кажется.

– А мне – нет, – отрезала Эдвина. – Я любила этих пятерых детей так, будто сама их родила… Мне даже порой кажется, что я люблю их сильнее, чем когда-то мама, судя по тому, что она предпочла погибнуть вместе с отцом. – И поскольку сейчас они с Сэмом так разоткровенничались, она решилась наконец задать вопрос, который так и вертелся на языке: – Вот вы говорили, что были женаты и счастливы, но жена жестоко вас обидела. Я думала, она погибла.

– Так и есть. – Сэм взглянул на собеседницу, и его взгляд лучился добротой. – Она погибла в железнодорожной катастрофе, когда бежала от меня с другим мужчиной. Хелен было всего девять месяцев от роду, так что она даже не догадывается, какова правда.

Ошеломленная, Эдвина молчала, не зная, что сказать. Наконец, проговорила:

– Наверное, это было для вас страшным ударом.

Подумать только, он так и не рассказал дочери! Какое благородство! И это лишь одно из его достоинств. Эдвина уважала Сэма, восхищалась им и очень дорожила его дружбой.

– Это было ужасно. Я очень долго ненавидел ее, – отозвался Сэм. – Я копил эту ненависть до тех пор, пока она не начала меня пожирать изнутри, но в один прекрасный день решил, что мне слишком трудно с нею жить, и приказал себе забыть. Она оставила мне Хелен, и этого, наверное, достаточно для счастья. Сейчас я понимаю, что это действительно так.

Печально, что такой умный, добрый, благородный мужчина больше не женился, подумала Эдвина. Конечно, у него всегда были женщины, короткие романы, но ни к чему они не обязывали. Сэмюел Горовиц жил ради своего дела и ради дочери.

А затем и Сэм поразил Эдвину вопросом:

– Кстати, как там Европа?

– Откуда сведения?

– Я звонил пару