Игры зверей - Юкио Мисима

идти – тик-так, тик-так, показывают точное время. А вот теперь я понимаю, что у тебя внутри нет ничего. Я это почувствовал. Так бывает с людьми, которые долго не могли оплакать своего погибшего короля, потому что его смерть держалась в строжайшем секрете… Дом Кусакадо вращается вокруг пустой пещеры, которая внутри тебя. Вообрази дом, где посреди гостиной зияет глубокий пустой колодец. Пустая дыра. Она такая огромная, что может поглотить весь мир. И ты ее стережешь. Но если бы только это. Ты расставил нас с Юко вокруг этой дыры так, чтобы тебе было удобно, и решил создать себе совершенно новую семью, такую, какая никому другому и в голову бы не пришла. Великолепную, идеальную семью с пустым колодцем в центре. Ты приблизился к достижению цели, когда перенес свою спальню ко мне за перегородку. Три пустых ямы, три пустых колодца закончены, а с ними и дружная, счастливая семья, на зависть другим. Даже я попался на эту удочку. Мне почти захотелось протянуть тебе руку помощи. Ведь это так просто. Мы с Юко отбросили бы все тревоги, забыли о страданиях, вырыли бы внутри себя такую же огромную яму, как твоя, и прямо у тебя на глазах, ни о чем не думая, резвились бы, как пара зверей. Извивались прямо перед тобой, стонали от удовольствия и, наконец, похрапывая, засыпали бы… Но я не смог себя заставить. И Юко тоже не смогла. Понимаешь? Мы этого просто не можем, потому что боимся превратиться в сытых зверей и поступать так, как хочется тебе. И самое неприятное, что ты это знаешь… До меня начало постепенно доходить после пикника у водопада. А сейчас я, пока говорил, четко понял, что Юко стала жертвой твоих махинаций и уже почти попала в ловушку твоего замысла, но даже она не смогла вести себя так, как хотелось бы тебе. И об этом ты тоже знаешь… На что ты надеешься? Знаешь, что ничего не получится, и все равно пытаешься соблазнить нас. Загоняешь нас в угол, зная, что нам некуда бежать. Какой-нибудь паук – и тот лучше тебя. Паук просто плетет паутину и пытается заманить в нее добычу. А ты даже не плетешь собственную пустоту, вообще не прилагаешь никаких усилий. Ты пустышка, которая хочет быть в священном центре своего пустого мира… На что ты надеешься? Скажи мне! Чего ты хочешь?

Кодзи все больше распалялся; его выводил из себя этот монолог, который Иппэю все равно не понять. Пытаясь заставить Иппэя уловить смысл своих вопросов, Кодзи, как уже случалось, стал жертвой собственного раздражения; голос его дрогнул, ослаб и зазвучал едва ли не умоляюще:

– Ну чего ты хочешь? А? Что тебе надо на самом деле?

Иппэй долго молчал. Тем временем небо на западе над гаванью окрасилось сиянием заходящего солнца, и от гальки на дороге протянулись длинные хвосты теней. В глазах Иппэя ярко, как серебряная фольга, блеснули слезы – Кодзи увидел их впервые.

– Дом… хочу домой.

Эта почти детская мольба была как предательство и привела Кодзи в ярость.

– Ложь! Скажи мне правду! Пока не скажешь, мы никуда не пойдем!

Иппэй опять надолго замолчал. Он все так же сидел боком на перилах моста и пристально смотрел в сияющее на западе небо. Глаза Иппэя – обычно темные и тревожные, когда он пытался выразить обуревавшее его чувство, подвижнее, чем в прошлом, хотя и не такие живые, как у здоровых людей, – сейчас были совершенно спокойны, обращены на закат, и в черных зрачках бесстрастно пылало западное небо. Сгустившиеся облака по краям окрасились в желтый и малиновый, и по небу разлилось золотое пламя. Из-за солнца, которое еще не опустилось за горы, мыс на противоположной стороне залива переливался неестественно яркой зеленью; расстояние словно исказилось – черные контуры мачт, ледодробилки и других портовых сооружений лишь немного выступали на фоне выстроившихся в ряд домов и, казалось, почти вплотную прижимались к мысу. Багровые отблески заката простирались неожиданно далеко, точно разбрызганные по небу капли чернил, и облака над головой тоже были слегка подсвечены красным. Лучи пылающего и в то же время удивительно спокойного закатного солнца сходились в одной точке – в неподвижных зрачках Иппэя. Эта мимолетная меланхолическая картина не только отражалась в его глазах, но и, пронизывая зрачки, будто бы проникала внутрь его пустоты и заполняла там каждый уголок.

Переложив трость в правую руку, Иппэй указательным пальцем свободной левой руки начертил в воздухе что-то вроде иероглифов. Но эти росчерки были слишком беспорядочными, и Кодзи, как ни старался, разобрать эти невидимые знаки не сумел.

– Попробуй словами, – произнес он с заботливостью врача, разговаривающего с пациентом.

Сухим скрипучим голосом Иппэй сосредоточенно выдавил сквозь зубы:

– Умереть… хочу умереть.

Он всегда произносил одно и то же слово дважды, боясь, что его неправильно поймут.

* * *

По дороге домой они увидели, как к ним по тропинке между зелеными рисовыми полями идет Юко. Обеспокоенная, что Кодзи с Иппэем долго не возвращаются, она немного проводила жену начальника почты и отправилась им навстречу. Солнце, почти скрывшееся за горами, светило ей в спину, Юко медленно приближалась, и тень от ее фигуры вскоре достигла ног мужчин. Чем ближе она подходила, тем привлекательней яркая помада делала ее лицо, бледность которого подчеркивала темно-синяя юката.

– Что-то вы не торопитесь.

– Болтали о всяком, – сказал Кодзи.

– Болтали, говоришь?

В лучах вечернего солнца, косо падавших на ее лицо, Юко вдруг так приподняла уголки рта, что стали видны тонкие складочки на губах, а помада ярко заблестела, и презрительно произнесла с ноткой нарочитого удивления в голосе:

– Так хорошо вечером, прохладно. Столько цикад развелось, трещат без умолку. Раз уж мы здесь, может, еще немного прогуляемся, сходим к порту? Ты не устал, дорогой?

Иппэй без особого труда понял вопрос Юко. Соломенная шляпа медленно покачалась из стороны в сторону, под ней появилась его привычная улыбка.

– Что ж, пойдем потихоньку. Спасибо тебе, Кодзи-тян. Теперь моя очередь.

Юко встала между мужчинами, Иппэй оказался справа, Кодзи слева, и они зашагали вперед, на запад. Вскоре дорожка пересекла префектурное шоссе и вывела их прямо в порт.

«Члены семей команды „Тацуми-мару“! Просьба подойти сейчас и получить свой пятидневный рацион риса».

Слова из громкоговорителя рыболовецкого кооператива эхом разносились по холмам. Жители деревни давно привыкли к таким объявлениям, слышали их, но не слушали. Однако сейчас, когда близилось окончание рыболовного сезона и моторные суда покидали порт, усиленный динамиками голос звучал непривычно свежо. Баркас Мацукити уже вышел