Все течет - Нина Федорова

кучек батиста и кружев, стояла Варвара – жалкий скелет, обтянутый тёмной шершавой кожей, в рубашке, сшитой из мешка от крупчатки, мешка из лавки Камкова, с не отстиранным ещё адресом мукомольного завода.

Молодая докторша накинулась на Варвару с вопросами.

– Ты часто бываешь голодна? Сколько комнат у вас? У вас сыро в квартире? Как много ты пьёшь молока? Как часто принимаешь ванну?

Варвара молчала.

– Дыши! – почти крикнула докторша, выслушивая лёгкие. – Согни колено! Покажи зубы! Часто болит голова?

Варвара молчала.

– Вы слышите меня? Отвечайте! Сколько окон в квартире? Сколько раз в день горячая пища?

Это были первые вопросы, заданные в гимназии, на которые Варвара не отвечала. Уже поздно было обществу и гимназии ожидать от неё доверчивых признаний. Она уже знала всё о гуманитарных идеях века. Она училась в гимназии седьмой год. Она стояла молча, стиснув зубы, и веки её глаз вздрагивали.

Рассердившаяся было докторша вдруг по-иному поняла молчание Варвары и даже обрадовалась возможностям ситуации:

– Не отвечай, дорогая! Оденься, голубка, сядь и отдохни. Я всё вижу, всё поняла и ни о чём больше не стану тебя спрашивать. Я понимаю!!!

В канцелярии m-llе Хиля узнала, что бедная девочка была первою по успехам уже не только в своём классе, но и во всей гимназии, и тут же дала шумному негодованию выход:

– На глазах у всех у-ми-ра-ет ребёнок, умирает от недоедания, от истощения!

Она кипела:

– Т р е б у ю, как школьный доктор, поставить вопрос о Варваре Бублик – первым, вне очереди – на ближайшем заседании родительского комитета!

И родительский комитет для состоятельных родителей был новшеством, казавшимся совершенно ненужным. «В чём дело? Мы доверяем начальнице гимназии и её выбору учительского персонала. Над всем – министерство. Какой-то Иванов седьмой станет ещё выражать недовольство министру народного просвещения? Для школ, где учатся дети бедняков, этот комитет мог бы, например, развиться в благотворительное общество, но для нашей гимназии?..» И большинство родителей, особенно из того круга, где были Головины, вообще не посещало заседаний.

Вопрос о Варваре стоял на повестке дня. Молодая докторша яростно кинулась в атаку. Она выкрикивала фамилию Варвары как лозунг, её тело описывала с жаром, своё негодование бросала как вызов, как оскорбление и школе, и обществу.

Родители были взволнованы. Одна начальница, с её знанием людей, понимала, что в выкриках докторши не было ни теплоты, ни сочувствия лично к Варваре, – и оставалась спокойной, размышляя, как лучше повернуть дело. Варвара для оратора была материалом для революционного протеста, и начальница ожидала момента, чтобы ответить на атаку. Но она всегда была осторожна. Она давала высказаться и выкипеть негодованию – и не просила слова.

– Действительно! – раздавались родительские голоса. – Самая умная девочка… Лучшая из учениц… она умирает от истощения на глазах учительского персонала и пятисот подруг!.. Мы не знали об этом, конечно… мы её не видим, но где же школьный надзор? Представьте, она упадёт и умрёт тут же, на глазах Зины и Сони – что тогда? Это так напугает детей! И к тому же тень падает на гимназию.

Начальница слышала всё это. Она же была и председательницей родительского комитета. И то, что подобный ропот мог быть поднят родителями в её присутствии, также было новшеством, фактом, ещё не имевшим места в гимназии. Выждав, дав родителям время повозмущаться, она взяла слово.

– Факт, что в мире есть бедные, полуголодные дети, настолько не нов, что меня озадачило ваше удивление и ваше негодование. Факт, что такой ребёнок помещён в нашей гимназии, является желанием и волей – не моей, не учительского персонала, а одного лица из среды родителей, при молчаливом согласии остальных. Что же касается, в частности, данного случая, – она вдохнула, – то есть ученицы седьмого класса Варвары Бублик…

Начальница сделала горькую паузу.

– Что ж, являясь главой этого учреждения, буду и говорить с вами как таковая, вас же всех покорно прошу меня внимательно выслушать. Что девочка Бублик дочь честной труженицы – верю; что и сама она может со временем стать полезной работницей – охотно допускаю, но что ей место в нашей гимназии – этого, простите, никак не вижу. Гимназия – школа с большими требованиями к учащимся, не богадельня. Мы не можем, с одной стороны, ожидать выполнения всех требований нашей школы от детей бедных родителей, с другой, отказываясь от наших требований во имя бедных детей, мы понизили бы культурный уровень гимназии. Допустив Бублик в гимназию, мы ей оказали плохую услугу. Домашняя обстановка её, как видно, мало подходит для усиленных занятий, а приходя в гимназию, она находится в постоянном напряжении, чтоб быть на одном уровне с теми, кто приезжает сюда в собственном экипаже, кого сопровождают гувернантки и горничные. Она прекрасно учится, но она платит за это здоровьем, возможно, жизнью. Что же мы воспитываем в ней? Какие в ней развиваем чувства? Это предоставляю вашему воображению.

Родители позатихли. Теперь начальница решила рассчитаться и с докторшей, поднявшей весь этот шум, но делала она всё это не с лёгким сердцем. Она, как и многие пожилые вдумчивые люди, чувствовала приближение потрясений и перемен – революцию. Несмотря на её несочувствие и протесты, «бублики» постепенно проникали в гимназию. То тут, то там в младших классах появлялась девочка типа Варвары, ещё один «бублик». Они не были так умны, как Варвара, – тем хуже, ещё меньше оснований для них находиться в гимназии. Но и начальница не сдавала позиций: для них она не делала уступок. Теперь – к докторше.

– Ни для кого из нас – увы! – не новость, что подрыватели устоев, революционеры, проникают всюду.

Как видно, от них трудно уберечь даже младшие классы для девочек в школе. Но скажу честно: их деятельность – революционную – я понимаю умом, если не одобряю совестью и сердцем. Люди эти поставили целью разрушение старого – революцию – и идут к ней в с е м и средствами, нечестно, но в их действиях есть логика: они уничтожают «врага» – кто бы он ни был, где бы он ни был, всеми путями и средствами. Но что меня действительно ставит в тупик – это отношение к ним людей нашего класса, в частности родителей моих учениц. Наблюдая, что лучшее наше сословие само, своими руками роет могилу молодому поколению, я, признаюсь, положительно теряю голову. Революционеры не скрывают своего отношения к нам, своих планов. Беспощадная жестокость их уже всем известна. Так зачем же люди из нашей среды стремятся получше вооружить врага, умножив их число, – потому что кем же, как не нашим врагом, вырастет Варвара Бублик? Была ли она кем-либо из вас приглашена в дом, принята и обласкана как равная? И