Бобы на обочине - Тимофей Николайцев

От вида этих щегольских туфель, что явно впервые сошли с мостовой на грешную землю — Бобби-Синкопа окончательно мутится умом… Что за бред? Целый департамент? Да им, в федеральном правительстве, что — совсем делать нечего?

Бобби-Синкопа слышит опять: ха-ха… Ха…

И следом: это же вы магистр Оркестрового братства, именуемый сценическим псевдонимом Бобби-Синкопа? Отвечайте немедленно — это вы?

Бобби-Синкопы задыхается от ярости… и опять будто бы слышит:

Получите уведомление — мы вас настигли. Распишитесь — вот «Здесь» … и «Здесь» … Хлыщ так и говорит это, произнося слово «здесь» с заглавнобуквенным придыханием…

Бобби-Синкопа рычит, надвигаясь сбоку на хлыща, но тому все нипочем:

То есть как «отказываетесь» расписаться? Как прикажете вас понимать? Отказываться нельзя — это же государственная уведомительная декларация о том, что мы вас настигли в лесу… хотя это название и совершенно не партикулярно — вы находитесь вовсе не в лесу, а в непромышленных лесистых угодьях округа Мидллути.

Вот «Это»… — сука-хлыщ опять произносит заглавные буквы — Циркуляр, предназначенный для Бухгалтерии Комитета Настижений и Доканований. Вы обязаны в нём расписаться — мне же нужно будет отчитаться за билет и ещё за испорченные туфли. Кстати, отчего вы так петляли? Вы что же, считаете, что нам больше нечем заняться, кроме как разыскивать вас в непромышленных лесистых угодьях? Вы нарушаете целый ряд постановлений — вот этим Циркуляром вам предписывается двигаться через непромышленные угодья строго определенным маршрутом, чтобы ведомственный чиновник мог вас настигнуть, придерживаясь строгого расписания. Вы что — намеренно игнорировали Циркуляр? Стыдитесь, магистр… Разве профсоюз Оркестрового Братства не довел до вас последние правительственные Распоряжения?.. Вы знаете, что из-за ваших, крайне запутанных перемещений, пришлось вносить коррективы в расписание континентальных бусов. Целый отдел был загружен этим на неделю…

Колокол безумия качнулся в голове Бобби-Синкопы, потом ещё раз… ещё… расшевеливая неповоротливую болванку языка… и, наконец, ударил… Грандиозное БА-А-АМ-М-М-М-М!.. плёнка температурного бреда натянулась до предела и лопнула — Бобби-Синкопа очнулся. Он по-прежнему стоял в тени травы и ветвей, а этот странный полнеющий мужчина в промокшем до сорочечных просветов пиджаке, слепо пробирался через засыпанный дождем лес. Он не видел Бобби-Синкопы, не видел его оскаленного рта и сжатых кулаков, не видел яростного взгляда из‑под глухого дождевого капюшона. Он, наверняка, и ведать не ведал ни о каких циркулярах и комитетах, но это совершенно не меняло дела. Волей или неволей, но он — испортил всё…

Он всё погубил…

Пугливая птица души… — надрываясь, подумал Бобби-Синкопа. — Она не успела допеть, прежде чем этот твидовый клоун хрустнул веткой. Она вспорхнула и умчалась — куда-нибудь на край света. Где теперь искать её в этих сырых лесах. Так будь ты проклят, твидовый пиджак, и будь проклята шляпа над ним.

Кулаки Бобби-Синкопа захрустели громче, чем трава под ногами. Их разделяли уже лишь несколько шагов, и Бобби-Синкопа ринулся наперерез, как бешенный носорог, поднятый на выстрел — хрипя и задыхаясь от злобы. Человек в пиджаке испуганно вскинул голову на треск и топот, но не успел даже отпрянуть — только загородился большими вялыми руками. Бобби-Синкопа метил ему кулаком в лицо, но просчитался и попал прямиком в локоть, выставленный навстречу. Один из хрупких пальцевых суставов оглушительно щелкнул, и острая боль мгновенно пронзила всю руку — от крайних фаланг до самого плеча. Бобби-Синкопа заорал и напугал пиджака этим криком едва ли не больше, чем самим ударом. Мужчина в пиджаке отпрыгнул и едва не упал, угодив туфлей на лишенный травы участок и размазав полосу блестящей земли.

— Сволочь! — заорал на него Бобби-Синкопа. — Ну, ты и сволочь…

Он вцепился левой рукой в правую и насильно раскрыл собственную судорожно-сомкнутую клешню. Боль снова полоснула по позвоночнику и ударила куда-то ниже колен, Бобби-Синкопа согнулся и запрыгал, пережидая ее. Но, по крайней мере, пальцы не были сломаны. Он попробовал ещё раз, опять с воплем и прыжками, и вывернутый сустав встал на место.

— Вы что?! — мужчина в пиджаке обрел, наконец, дар речи. — Что с вами такое?!

Его голос оказался до безобразия похож на липкий и строгий голос чиновника Отдела Настижений и Докананий, каким его нарисовало больное воображение, и Бобби-Синкопа снова зарычал под своим капюшоном. Он медленно выпрямился и замотал головой, сбрасывая прочь мешающий брезент. У него довольно долго ничего не получалось, но, наконец — капюшон слетел с головы и с мокрым шлепком прилип к плечу. Мужчина в пиджаке встретился с его взглядом, и вновь оторопело попятился. Он что-то говорил ему — торопливо, быстро, но Бобби-Синкопа не слышал уже ничего, кроме рокота в ушах и гула прихлынувшей крови. Должно быть, у него опять поднялось давление. Он ведь уже далеко не молод. Он ничего не смыслит в драках. С тех пор, как он пытался подраться в последний раз — уже лет тридцать прошло. Мужчина в пиджаке отступал спиной к лесу, но Бобби-Синкопа упрямо шёл за ним, наступая и тесня.

— Ненавижу… — сказал Бобби-Синкопа, перекрикивая опустошающий гул в ушах, накатывающий словно прибой.

— Кого? — оторопело, а оттого глуповато, спросил хлыщ.

— Тебя — ненавижу!

Докричав это, Бобби-Синкопа снова бросился вперёд, занося отшибленную руку для удара, но вместо этого — лягнул мужчину ногой. Тот наглухо загородился от кулака растопыренными своими пятернями и не распознал подвоха. У ботинка Бобби-Синкопы была тяжелая твердая подошва — он метил в живот, но не дотянулся добрых полшага. Вместо того, чтобы переломить хлыща пополам, выбить из него дух и бросить спиной на деревья, ботинок лишь шаркнул по твидовым полам и упал, сверху вниз, на тонкую брючину и дряблую мякоть ляжки. Бобби-Синкопа почувствовал, как напряглась и обмякла человеческая плоть под его подошвой. Этот удар, начиненный скорее злостью, чем проворством, оказался все же достаточно сильным — нога хлыща, обернутая тонкой брючиной, подогнулась… Мужчина содрогнулся весь разом — от шляпных полей до лаковых задников — туфли его разъехались в мокрой траве, и он непременно повалился бы… если б Бобби-Синкопа не стоял так близко. Хлыщ замахал руками… его растопыренные пятерни кружились, словно листья, подхваченные ураганом — взметаясь и падая… Мужчина в пиджаке делал то, что положено делать побеждённому — уже валился вниз, рушился, когда ему удалось ухватиться за брезентовые отвороты балахона Бобби-Синкопы… и он вцепился в них — повис, болтаясь и путаясь, и они едва не упали оба, как два спиленных дерева, сцепившись кронами.

Шляпа у мужчины слетела и упала в траву, обнажив редеющие пряди, косо зачесанные через лоб…

Бобби-Синкопа что есть