Старше на одно лето - Зеин Жунусбекович Шашкин

по тротуарам, пи­ная ногами ледяшки. Вдруг Ольга остановилась и ска­зала:

— Султанчик, давай пойдем к нам. Поиграем в ог­раде в снежки.

Пошли. У ворот нам встретился высокий полный муж­чина в желтом кожаном пальто и большой серой папахе. Ольга, размахивая портфелем, кинулась к нему. Муж­чина подхватил ее и легко подбросил в воздух. У меня защипало в носу. Меня так уже никто не подбросит. Мужчина с Ольгой на руках подошел ко мне и спросил присматриваясь: .

— А как, джигит, зовут тебя?

Я не успел ничего сказать, как затрещала Ольга:

— Это, папа, мой самый, самый лучший друг. Зовут его Султанчик. Мы и сидим с ним за одной партой, и не деремся совсем...

— Ну, даже! А как твоя фамилия? — спросил Оль­гин отец, также внимательно разглядывая мое лицо.

— Омаров.

— Ах! Ома-ров... Ну-ну! Похож на отца. Похож! Ну, будем знакомы! — он серьезно протянул мне большую сильную руку.— С твоим отцом мы были давние друзья. Ты заходи к нам почаще. Не стесняйся...

С того дня я стал в их доме частым гостем. Можно даже сказать, я у них жил. Олина мама тоже полюбила меня. Если я несколько дней подряд не заходил, она бес- покоилась, посылала Ольгу узнать в чем дело.

Вот почему я сейчас обиделся — и Ольга туда же! Я считал это ударом ниже пояса. Поэтому я молчал всю дорогу,— а двор был длинный,— и только уже на лест­нице сказал ей:

— Что это она никому из вас покоя не дает? Зави­дуете, что ли?

Теперь пришла очередь ей покраснеть. Она ничего не ответила. Но когда мы вошли в стеклянный коридор, соединяющий кабинет начальника с цехом, Ольга оста­новилась и спросила:

— Ты что? Любишь ее?

— А если и люблю, что тогда?

— Ну и люби себе на здоровье! — крикнула она и пошла вперед. Каблуки ее звенели о металлический пол. Мне нравилось смотреть на ее походку. Я читал, что поэты сравнивают походку женщин с полетом птиц. Точ­но. Стоит только один раз посмотреть на Ольгу.

А у самой мартеновской печи Ольга обернулась ко мне и спросила:

— Султанчик, она очень красивая?

— Самая красивая в Казахстане,— ответил я серь­езно.

Она рассмеялась. Мне никогда не удавалось провести ее. Тогда я опять обиделся и спросил:

— А правда, что твой Айдарчик красивее всех на свете?

Ольга резко повернулась и ушла.

«Ну и на здоровье,— подумал я сердито,— и бог с тобой! Люби этого недоноска»;

Так окончился этот день.

А рано утром меня разбудил резкий телефонный зво­нок. Я подскочил на кровати и, ничего не понимая со сна, стал искать брюки. Потом, взглянув на часы и уви­дев, что время только девять часов утра, выругался:

— Вот черт! Кто это трезвонит в такую рань!

Вообще-то я никогда столько не сплю. Но сегодня у меня выходной — перед этим я отработал четыре дня по восемь часов и теперь два дня были в полном моем рас­поряжении.

Опять задребезжал телефон пронзительно и требова­тельно. Но я решил не торопиться, пригладил сначала волосы, заглянул в зеркало, показал себе язык и только после этого не спеша поднял трубку.

— Ты что, умер там? — услышал я трескучий голос.— Сейчас же приходи в цех!

— А что ты за командарм выискался? — обиделся я.

— Разговорчики! Быстро! Одна нога тут, другая там.

— Слушай, милый,— еле сдерживаясь, проговорил я.— Посмотри, ради бога, на график! Очень прошу! У меня сегодня выходной. И на все твои приказы мне наплевать, дорогой! .

Я бросил трубку на рычаги. Но не успел отойти и на шаг, как телефон затрещал опять. «Ну, подожди,— по­думал я.— Сейчас я тебе скажу словечко». Я схватил трубку и открыл было рот, но тут вдруг в трубке мягко произнесли: «Султанчик».

— Султанчик,— сказала Ольга.— Не сердись, это я. Звоню тебе из цеха. Султанчик, ты сможешь сейчас прийти? Срочное дело... А?

— Бегу, Оля,— сказал я,— прыгаю. Одна нога здесь, другая там.

«Что стряслось?» — думал я, торопливо натягивая рубашку. Я знал, что по пустякам Ольга звонить не бу­дет. Перескакивая через три ступеньки, выбежал из дома.

Мы с матерью жили в новом доме, построенном неда­леко от завода. Нужно было только свернуть за угол, пересечь улицу, и перед вами вырастали большие, покра­шенные зеленой краской заводские ворота.

В конторе мартеновского цеха было полно людей. Шла пересмена. Здороваясь со знакомыми ребятами, я прошел длинный коридор "и вошел в приемную началь­ника цеха.

Здесь было тихо и пусто. Обтянутая черным дерман­тином дверь в кабинет была приоткрыта. В щель я увидел самого начальника Айдаргалиева, Ольгу и своего под­ручного Жаппаса. Открывая дверь, я услышал обрывок фразы: «...только он один и виноват».

— Здравствуйте,— очень громко сказал я.

Все разом повернули головы в мою сторону. Айдарга- лиев стоял за большим письменным столом, упираясь ладонями в голубоватое толстое стекло. Его узкие бро­ви беспрерывно двигались как червяки. Начальник цеха строго поджал губы.

«Ну-ну!» — подумал я и, пройдя через кабинет, сел у окна рядом с Ольгой.

Брови Айдаргалиева сошлись у переносья. «Вот сейчас закричит»,— подумал я. И верно:

— Товарищ бригадир, когда кончится расхлябанность в твоем коллективе? — закричал он.

— Конкретнее,— сказал я, и голос мой был удиви­тельно спокоен, так спокоен, что мне самому было при­ятно его слушать.

— Ты не знаешь, что творится в твоей бригаде? Ка­кой же ты после этого руководитель?

Это уже было слишком. Я прикусил губу, на секунду прикрыл глаза. Потом я встал и пошел к выходу. У две ри остановился и сказал:

— Со своей женой так говори! Когда она у тебя бу­дет, понял?

Айдаргалиев от неожиданности открыл и забыл за­крыть рот. Брови его съехали к вискам. Когда я захло­пывал дверь, то услышал, как рассмеялась Ольга.

— Ну, воспитатель дорогой! — сказала она.

— А кто же^будет воспитывать таких вот, если не я,— сухо проговорил Айдаргалиев — начальник цеха.

— Хорошее воспитание,— голос Ольги стал серье­зен.— И никто тебе не дал права орать.

Я сел в коридоре на старый диван с выпирающими пружинами и етал слушать. Молодчина Ольга, так ему и надо. Я услышал ласковый добродушный смешок Ай­даргалиева; он опять не принял сражения.

— Извините, Ольга Антоновна, я упустил вас из виду, но, между прочим, среди рабочих бывает и по­хлеще...

Я не выдержал и заглянул в дверную щель.