Вечера на Карповке - Мария Семеновна Жукова

К нему же мне души волненье?

К чему мне чувства жар святой?

Козлов

На другой день бывает многое иначе, как вчера.

Это было ясное зимнее утро. Солнце роскошно рассыпало алмазы и золото по снежным пеленам, в которые природа закутывает наш северный край на длинные шесть месяцев. Как сонливая красавица, нехотя открывая свои прекрасные глаза, приподнимается на подушках и, бросив мгновенный взгляд на опущенные шторы и комнату, погруженную в приятный полусумрак, снова засыпает сладким сном, так солнышко в это время года мгновенно является на горизонте, объемлет огненным взором столицу во всем пространстве ее и снова скрывается на долгий покой, оставляя по себе, как бы в утешение бедному жителю севера, полнеба, зажженного разноцветными огнями зари.

Наталья Васильевна подошла к окну. Иней искрился на граните тротуаров, как искрились глаза ее вчера; теперь они томны, и длинные темные ресницы почти совсем закрывают их. Она печально смотрела на живую картину, которая представилась взорам ее. Казалось, мороз, налагая оковы на растительную жизнь, пробуждал новые силы в животном мире. Пешеходы не шли, а летели, как бы мороз приставлял им крылья; покрытые блестящей пудрою извозчики с заиндевелыми бородами неслись во всю прыть, насилу удерживая лошадей, от которых пар валил столбом; пригожий ярославец, в синем чапане и белом фартуке, расхаживал перед лавочкою, приглашая прохожих на горячий сбитень, между тем как легкий пар клубился светлым облаком над самоваром; немного далее биржевые извозчики ходили около лошадей, хлопая рукавицами, или боролись при громком смехе окружающих зрителей. Эта картина жизни не развеселила Наталью Васильевну. Уже не было досады в душе ее, но она уступила место тихой грусти. Неприязненное чувство не застаивается в добром сердце; оно проходит, как весеннее ненастье, исчезающее при первом луче солнышка, но солнышко не всходило для бедной баронессы! Она сознавалась, что потеря Левина тяжела для нее. Напрасно желала бы она разувериться: так она любила его, и сердце ее сделало привычку верить любви его. Но кто знает? Может быть, судьба, отдаляя от нее Левина, предохраняет ее от многих бедствий. Может быть, все к лучшему. Но неужели никогда не узнать счастия? Мечты, мечты! Ужели никогда не сбываться вам? Ужели никогда не услыхать ей «Люблю!» из милых уст, не узнать любви поэтической? Она вышла замуж по воле отца; Серж добр, снисходителен, всегда думает об ее удовольствиях, еще сегодня подарил он ей волосяные браслеты, сделанные по заказу и которых давно хотелось ей, но в нем нет поэзии, он не понимает сердца ее!

И неужели любовь к нему была бы нарушением ее обязанностей? О нет! Любовь ее была чиста, свята, как любовь небожителей! Она заключила бы ее в сердце, отказалась бы даже от счастия видеть его, лишь бы изредка встречать его на бале, на гулянье, но быть уверенной, что она любима, понимаема; никогда не была бы она преступною, нет: слабая женщина была презрительна в глазах ее, она желала бы только знать, что она любима, видеть его издали, из окна. Ах!..

Наталья Васильевна в самом деле подошла к окну и в самом деле увидела Левина. Легкие санки его остановились у подъезда.

Она увидит его? Но нет, он, верно, пройдет к барону…

В зале слышны шаги и громкий смех Коко. «Поди сюда, папа здесь! Поди сюда!» – кричал Коко и тащил за собою Левина, смеясь, что обманул своего Лелю.

Скажите после этого, что нет случая!

Как! В эту самую минуту, когда Наталья Васильевна была расположена так нежно… Вы знаете, что одно и то же происшествие будет иметь различные следствия оттого только, что случится минутою раньше или позже? Это не ново, но истинно.

«Pardon, madame!» – пробормотал Левин с робостью.

Эта робость удивительно как шла к нему!

Черные глаза молодого человека, как бы пожирающие собственное пламя, красноречиво высказывали то, чего не смели произнести уста его.

«Pardon, madame!..», но один взгляд на прекрасную хозяйку показал Левину, что на другой день бывает многое иначе, как вчера.

Нет, ваше превосходительство господин барон! Вы хитрый, но непредусмотрительный политик и не умеете пользоваться открытиями, которые делаете! Вы превосходно понимаете тактику других, а сами плохой тактик! И, право, не худо бы было вам позаняться от наших дедов, которые приголубили вашего прадеда. Они были люди не глупые и в семейных делах смышленые.

И надобно же было, чтоб этот день был именно срочный, когда барон занимался своими сребристыми бакенбардами! Будь он свободен, Наталья Васильевна не имела бы случая говорить с Левиным, и это предупредило бы многое очень неприятное для всех! Но барон был очень занят, и Наталья Васильевна имела время узнать, что холодность Левина, его любовь к Езерской было одно притворство, небольшое мщение, имела время признаться, что это мщение дорого стоило ей. Ах, барон! Лучше было бы вам иметь несколько поболее седин в черных кудрях ваших!

Но должно, однако же, сказать правду: подобные случаи возобновлялись очень редко. Не знаю, инстинктивная ли предосторожность барона или просто случайность была тому причиною, но Левин часто в отчаянии говаривал Наталье Васильевне: «Никогда невозможно видеть вас одну!» Наталья Васильевна сперва говаривала: «Что нам до того? Лишь бы быть вместе, лишь бы знать, что сердца наши понимают друг друга». Но потом она стала находить, что приятнее было бы, если б сердца могли чаще беседовать о том свободнее, но это было невозможно: Левин и барон были неразлучны. Первый не мог быть у баронессы, чтоб и другой не был тут же. Странная случайность! И Левин оставался Петрарком в воображении Натальи Васильевны, но ни она и никто, надеюсь, не припишут того попечениям барона. О нет!

Утренний визит

Врагов имеет в мире всяк,

Но от друзей спаси нас, Боже!

Уж эти мне друзья, друзья!

Пушкин

Il-y a des reproches qui louent

et des louanges qui médisent.

Larochefoucauld[13]

«Совершенно прекрасно! Удивительное дарование!» – говорил высокий молодой человек в военном мундире, с маленькими быстрыми глазами и ястребиным носом, стоя за стулом учителя пения, который только что перестал аккомпанировать арию из «Пуритан», с чрезвычайною приятностью пропетую молодою хорошенькою девушкою, румяною, как роза, и с двумя ямочками на полненьких щечках.

Неподалеку от них, на диване, сидела Езерская, довольно полновесная дама,