Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

разве смерть в собственной постели не будет столь же мучительной и даже еще страшнее? Если бы законы не налагали путы на преступника, разве стал бы он бессмертным? Зачастую они ускоряют развязку всего лишь на несколько месяцев, а то и дней; быть может, его стали бы в это время одолевать худшие муки, чем смерть? Станем же выше страхов. Ну, а честь? — скажешь ты. Эта химера уже не существует для мертвецов, и зачастую живые имеют о ней самые противоречивые понятия: на одном из Ладронских островов, расположенном вблизи Малабарского побережья, считается большой честью быть сыном человека, повешенного за кражу, а в соседних странах считают за позор, если у человека среди родственников нет казненных за такие же славные дела. Следовательно, нет ничего более надуманного, чем честь: все это человеческие условности и их легко разрушить; надлежит твердо признать эту истину. Все вместе взятые люди не в силах нанести никакого вреда человечеству; но они могут бороться между собою, урывать другу друга частицу жизни, богатства и таким образом причиняли друг другу относительный вред, но сводится он к тому же, к чему сводится работа лодочника, который вычерпывает со дна лодки воду, просочившуюся сквозь щели, и выливает ее обратно в реку.

Пусть ничто не останавливает тебя, не пугает на том пути, по коему нам предстоит следовать: что могут сделать нам люди, если мы потерпим неудачу? Зато в случае успеха, какая славная роль нам предстоит, сколько упоительных ощущений выпадет нам на долю! Мы будем непрестанно пребывать в состоянии подъема и жизнь пролетит как одно мгновение. Если бы можно было взглянуть с большой высоты на все препоны, унижающие род людской, то мы убедились бы, что все это — ухищрения слабости и малодушия, имеющие целью заковать силу и мужество. Ибо именно к этому и привели социальные законы; мало того, что они создали среди людей неравенство, они особенно принизили именно наиболее полезных. В наш философический век, когда нет твердых точек зрения, в области теории делаются жалкие попытки воздавать человеку честь в зависимости от приносимой им пользы, но на деле все остается по-прежнему, и я ручаюсь, что всегда так и будет, ибо в королевстве, где слабые повелевают сильными, где подлинное всюду подменяется искусственным, стоит лишь воздать человеку полезному то уважение, какого он заслуживает, и он тотчас же возжаждет власти. Обитатели восточной Азии решительно утверждают эту истину; малабарцы{78} разделили свой народ на отдельные касты; самая низшая из них состоит из людей физического труда, их зовут пульши, или сириперы; за ними следуют земледельцы, именуемые переями; их презирают и пользуются ими как рабами; судров, ремесленников, презирают меньше, ибо они менее необходимы; винсиасы, торговцы, пользуются некоторым уважением, они полезны только для роскоши; кшатрии, или наиры, люди военные, наделены властью; наконец, брамины, самые бесполезные из всех, пользуются большим почетом; индусы уразумели, что не будет вреда, если считать этих людей самыми достойными уважения; кшатрий может убить сирипера как дикого зверя. «Какое самоуправство!» — вопят слепцы-европейцы. Вовсе нет; подобные отношения проистекают из сущности вещей; как видно, эти народы рассуждают так: «При твоей полезности, перед, ты приобрел бы излишнее величие, наша жизнь и без того в твоих руках; будь же презираем, а власть мы доверим воинам, — они лентяи по самой природе своей; уважение же будет уделом браминов, которые заняты одними пустяками, посему их небрежность или забывчивость не может принести ни малейшего вреда». Впрочем, я не уверен, что пульши несчастнее наира. Ведь тебе известно (поскольку ты ссылаешься на Эпикура), что человек, находящийся на самой низшей ступени общества, наслаждается особой безмятежностью, лишенный забот и хлопот; быть может, в этой беззаботности и заключается единственная возможность быть счастливым. Когда благородная малабарская девушка провинится и ее хотят приговорить к наказанию хуже смерти, то ее отдают сириперам, и я думаю, что всеми презираемый мужчина получает тут такое удовольствие, какого человек знатный даже и представить себе не может. Посему я уверен, что султан, как и другие азиатские государи, а также и прочие монархи, в делах любви самые несчастливые люди; им всегда приходится нисходить, а самая приятная приправа в этой страсти — восхождение, возможность подчинить себе ту, которая, казалось бы, выше нас по положению.

Ты постиг еще одну великую, неоспоримую истину, а именно, что чем выше положение человека, тем уже сфера его развлечений; тут сказывается восхитительное равновесие природы, которая, вопреки всяким нравственным системам, восстанавливает равенство физическое!..

Но я чересчур распространяюсь на эту тему; чтобы сказанное мною сейчас не казалось противоречащим моим утверждениям, вернусь вспять. В Европе, где природе негде развернуться, можно быть действительно счастливым, лишь когда завоюешь уважение: крепко-накрепко усвой эту важную истину!

Вдумаемся же, друг мой, в положение вещей; знатность человека позволяет ему извлекать выгоду из возможно большего числа окружающих его людей; монархи извлекают выгоду из всего населения, к этому и сводится их величие; народы называют их дурными, если они пользуются всем добытым только для себя, и называют их хорошими, когда, извлекая из подданных выгоду, они оказывают пользу всему народу. Действительно, монархи так и обязаны поступать, зато частное лицо, более свободное, выполнив свой общественный долг, уже не имеет никаких обязательств по отношению к другим, наоборот, оно может извлекать выгоду из всего, даже из вельмож, как из мощного двигателя, помогающего ему достигнуть намеченной цели. Частное лицо подобно тем лайкам, какими пользуется татарский хан при охоте на медведя; сами по себе они недостаточно сильны, чтобы напасть на страшного зверя, они только поднимают его из берлоги, причем тут же для подмоги им держат прирученных льва и леопарда[91]. Такова и наша роль, людей маленьких. Мы живем в тени и поэтому нам все доступно: мы, как истинные властелины, заставляем действовать тех, кто воображает себя нашими покровителями. Но для человека, желающего вкушать удовольствия, в основе коих лежит честолюбие, великим камнем преткновения оказывается сладострастие; не будем же слишком долго упиваться им — посмотри на влюбленного оленя: он дерется за лань, но покидает ее сразу же после того, как она ему отдалась, и снова вступает в бой за следующую.

Душою всех предприятий слабого должны быть хитрость и лукавство. Ты, конечно, видел, как подлый, робкий волк подбирается к овечкам: он нарочно показывается на глаза пастуху с овчаркой, те пускаются за ним в погоню, волк убегает, однако время от времени останавливается, давая надежду настигнуть его. А если в это время обернуться в