Попаданцы - Виктор Малютин

есть, всё-таки их не пятеро, а всего двое. Поставив корзинку, я взял топор в правую ругу, а один из кинжалов, в левую. Тогда мне показалось это самое внушительное, но убивать людей ещё не доводилось. Я бы так и остался на этой лесной дороге, поскольку разбойники разделились и стали подходить с разных сторон. Но тут послышался топот копыт и вскоре на дороге показались пятеро всадников в кольчугах с копьями и при мечах. Разбойники побежали, но их догнали и пронзили копьями.

Та же участь ждала и меня, но я сразу снял котомку и показал её всадникам.

— Откуда она у тебя? — я с трудом понял его слова, уж больно их язык отличался от моего немецкого.

— Там они убили монаха, — показал я рукой на место предыдущей схватки.

— Веди! — приказ я понял вполне и повёл их к мертвецам.

— Вот, этих убил монах, — рассказывал я, свидетелем чего был. — один из тех ударил его ножом в бок, эта рана и сгубила его, он прочитал молитву и умер.

— Зачем взял котомку? — резонный вопрос.

— Они могли вернуться и забрать её, — такой же очевидный ответ, — они и вернулись.

Мой немецкий удивил их, выдавая иностранца, тогда ещё не говорили так, но суть они поняли.

— Ты подозрительный и говоришь так, как даже святоши в монастырях не умеют, кто ты?

Вот что мне им рассказать? Правду нельзя, убьют, посчитав меня вруном и шпионом.

— Я путешествую, пришёл издалека с восточных земель, — врать нужно правдоподобно.

— Чех? — а он осведомлён в географии.

— Ещё дальше, из-под Киева, — блин, я в Киеве и не был ни разу.

— И тебя не убили в дороге?

— Я стараюсь не попадать в неприятности.

— Ладно, а что в письме написано?

— Откуда я знаю, я не читал, — вот тут я соврал, но довольно натурально.

Вообще там кто-то жаловался на кого-то, якобы тот собирает войско, но это неточно, я не силён в здешних речевых оборотах. Но сказать это означало подписать себе приговор. В те времена, да ещё и в лесу, никто никого и искать не будет, а труп объедят звери. В общем, моё враньё спасло меня. Он прочитал письмо, свернул и приказал своим людям срубить пару молодых деревьев.

Я уже думал, что меня казнят или посадят на кол, но они связали волокушу, уложили тело монаха на неё и повезли туда, откуда прискакали. Они уже отъехали, но тут старший повернул коня и подъехал ко мне.

— Можешь жить тут сколько захочешь, — милостиво разрешил он.

Вот так я и стал жителем этих земель, без дома, но с топором и парой кинжалов. Вообще-то, я нашёл ещё два, а ещё пару небольших ножей, но пока мне и это некуда девать. Сначала нужно жилище, хоть шалаш какой. Но я и шалашей никогда не строил, хотя однажды ездил со знакомыми индианистами на их пау-вау. Для типи, «индейской национальной избы», нужна ткань, а у меня этого нет вовсе. Зато там я стал свидетелем постройки инипи, индейской бани.

Немного подумав, я нарубил длинных веток ивняка, разметил круг и установил эти ветки по кругу. Для этого пришлось заострить колышек, которым я делал ямки под ветви. Перевязав эту конструкцию ивовой корой, я получил основу купола, но тут снова встал вопрос, чем его накрыть. Пришлось заплетать тонкими веточками, вроде гигантской корзины. Вот это уже можно было залепить грязью, которой в эти времена хватало с избытком, так и получилось у меня жилище, напоминавшее иглу, только из грязи.

Тогда это казалось мне вполне приемлемым, и я развёл внутри небольшой костёр, согревшись и пожарив грибы на огне. Как же вкусно есть грибы, жареные на открытом огне. Счастье моё оказалось недолгим, грибы закончились на другой день, а в округе их не было. Поймать дичь я не в состоянии, пришлось думать об охоте.

Если вы думаете, что стоит захотеть и дичь у вас в кармане, в смысле на вертеле, то вы глубоко заблуждаетесь. Да, зайцев я видел и даже оленя, но они не подпускают к себе близко, а лука у меня нет. Попытка сделать лук, закончилась, едва начавшись, этого я не умею, да и не из чего. Стоп, у индианистов я видел «палку-металку», атлатль. Штука немудрёная, но вот пользоваться ей оказалось непросто.

Неделю я жил на том, что нашёл под ногами, с тоской вспоминая чёрствый хлеб в котомке у монаха. Зато убил ежа, который в сумерках топал мимо. Догадался привязать один кинжал к палке, получив подобие копья. Вот им и убил ежа, зажарив его в костре и сожрав, как будто я голодный дикарь. Честно говоря, я и есть голодный дикарь.

Сволочи ежи, шляются исключительно по ночам, лишь изредка захватывая и время сумерек. Так что ежи мне попадались не каждый день. Зато я нашёл ещё пару кинжалов, наткнувшись на трупы тех, кого убили тогда всадники. Пришлось копаться в карманах, которые в те времена не любили, пряча всё своё в поясах. Несколько монет, золотых, огниво, вот и вся добыча. Но четыре кинжала, это уже неплохо, только что с ними делать?

Четыре копья, это хорошо, но я и одним ничего кроме ежа добыть не могу. Кидая заострённые палки в зайцев и оленей, я постепенно повышал свои навыки, научившись почти попадать. Пару раз даже попал в оленя, но пробить шкуру острой палкой не удалось. Всё-таки она не такая острая, не умею я это делать. Зато вспомнил, как это делал парень из интернета. Обжигая палку на костре, я добился необходимой остроты, и тут одна мысль буквально вонзилась в мозг.

— А не дурак ли ты, парень? — сказал я сам себе. — У тебя целых четыре кинжала, а ты палочки точишь.

Но теперь рукоять стала мне не нужна, пришлось разбить её и взять одно лезвие. Ещё два дня ушло, чтобы понять, что я ничего не умею, но лезвие закрепил на палке довольно прочно. Теперь хоть на оленя можно охотиться, но попалась небольшая косуля, которую я три раза пугал, посылая своё копьё мимо, а потом подкараулил и, о чудо, попал как раз в бок. Вот тут я буквально обожрался. Впрочем, мяса оказалось многовато, и я подумал, что в следующий раз неплохо бы и закоптить хоть немного.

И тут зарядил нудный дождь, который не давал охотиться, но ещё он смывал грязь с моего жилища, и дождь стал проникать внутрь. С трудом дождавшись окончания дождя, я начал заготавливать пласты дёрна, вспомнив, что так