Мозаика Будущего - Lisa S-nikky

полезное поведение — общество само начнёт стремиться к чему-то выше прибыли.

Закон не давит, а приглашает. Он смещает цели — не силой, а здравым смыслом.

Как обычное гражданское право создавало порядок, инверсное — создаёт направление. Благодаря своей простоте и гибкости, эта идея могла прижиться в самых разных условиях — не только здесь. И, возможно, именно в простоте и универсальности решения лежало его главное преимущество.

В мире, где спрос сжимается, а системы трещат по швам, Мозаика просто вышла из гонки.

Глава 25: Это не утопия

Волны размеренно накатывали на берег, лаская песок в убаюкивающем ритме. Рафаэль и Матео сидели на своей любимой скамейке возле кофейной лавки Матео. Редкие туристы проходили мимо, привлечённые ароматом свежеобжаренного кофе и солёным морским бризом.

Матео вытер руки полотенцем и протянул Рафаэлю тёплую чашку.

— Знаешь, — сказал он, усаживаясь рядом, — каждый раз, когда ты рассказываешь о Мозаике, она представляется мне каким-то идеальным миром. Словно всё там работает само по себе: без жадности, стресса и глупостей. Сложно поверить, что такое может существовать на самом деле.

Рафаэль тихо усмехнулся:

— Это не так. Далеко не так.

Матео с удивлением посмотрел на друга.

— Это не совершенство, — пояснил Рафаэль, глядя на море. — Это просто система, которая пока функционирует. Её создали, чтобы справиться с проблемами, перед которыми остальной мир оказался бессилен. Чтобы мы могли продолжать жить, когда всё вокруг трещало по швам. Вот и всё. Это не попытка создать мир, где все живут долго и счастливо — такой мир, скорее всего, невозможен.

Матео кивнул, понимая.

— А теперь о том, что не так бросается в глаза, — продолжил Рафаэль, чуть подвинувшись на скамейке.

— Во-первых, — начал он, — меньше разнообразия. Нет бесконечных рядов кроссовок или десятков марок зубной пасты. Всё проще, надёжнее и практичнее. Но некоторым не хватает азарта от выбора.

— Во-вторых, — добавил Рафаэль, поднимая палец, — в Мозаике никто не рождается с привилегиями. Хочешь уважения — заслужи его, принося пользу другим. И детям твои достижения ничего не дадут. Они начинают с того же, что и все остальные.

— Некоторым это не понравится.

— И правда, не понравится, — согласился Рафаэль. — Особенно тем, кто привык накапливать богатства для своих потомков. Но мы знаем, к чему ведёт такой путь.

Сделав глоток, он продолжил:

— В Мозаике невозможно накопить достоинство. Если кто-то ездит на роскошной машине или живёт в прекрасном доме, это значит, что он действительно внёс значительный вклад. А не потому, что его дедушка когда-то разбогател.

Матео откинулся на спинку скамейки:

— А если кто-то не хочет ничего делать?

— О таком человеке всё равно позаботятся, — ответил Рафаэль. — Никто не останется голодным или бездомным. Но если хочется большего — больше простора, лучших инструментов, возможности путешествовать — нужно что-то дать взамен. Таков наш договор.

Он задумался на мгновение.

— Никто не заставляет тебя участвовать. Но те, кто не участвует, могут почувствовать себя невидимыми — как бедняки в мире, где ценность измеряется деньгами. Ты будешь в безопасности, но словно вне поля зрения. Это может давить.

Он посмотрел на Матео:

— Для некоторых это пугающе. Особенно для тех, кто привык жить за счёт богатства, не прилагая усилий. В Мозаике нельзя спрятаться за наследством. Она показывает, кто ты есть на самом деле.

Матео наблюдал за тем, как волны накатывают на берег и уходят обратно.

— Значит, это не мир мечты, — наконец произнёс он.

Рафаэль улыбнулся:

— Нет. Это просто другая реальность. Люди так же просыпаются и идут на работу. Преступления не исчезли — некоторые всё ещё пытаются взять то, что не заслужили. В мире, где базовые потребности доступны каждому, воровство стало редкостью, но те, кто не может получить больше, иногда переступают закон. И ненависть всё ещё существует. Мозаика не исправила человеческую природу — она лишь предоставила ей лучшую сцену для действий.

Матео глубоко вдохнул. Воздух был наполнен ароматом соли, кофе и тёплого хлеба.

Реальные вещи не обязаны быть идеальными. Главное — чтобы они работали.

Мозаика — не окончательный ответ. Она решает текущие проблемы мира, но рано или поздно столкнётся с собственными ограничениями. Совершит свои ошибки и достигнет предела. И тогда потребуется что-то новое. Так всегда бывает с системами. Даже лучшие из них — лишь временные шаги на долгом пути.

Глава 26: Блеск снаружи

Море мерцало в вечернем свете, его поверхность отливала золотом и индиго, пока солнце медленно клонилось к горизонту. Рафаэль и Матео сидели, как обычно, на низкой каменной стене у скромной кофейни Матео — между потемневшей штукатуркой стены и вымощенной булыжником кромкой гавани. Ветер доносил смешанный аромат эспрессо и солёного воздуха.

— Ты сегодня молчалив, — заметил Матео.

Рафаэль не ответил сразу. Его взгляд был устремлён в воду, но видно было, что он её не видит.

— Я увлёкся мыслями о будущем, — наконец сказал он. — Думал о Южной Корее.

Матео поднял бровь. — K-pop и микрочипы?

— Нет, — покачал головой Рафаэль. — О том, что скрывается за блеском.

Он слегка повернулся, голос его стал тише, задумчивей.

— Помнишь песню Gangnam Style? Все смеялись. Псай вёл себя как клоун в блестящей одежде: лошади, яхты, надувные утки. Но мало кто задался вопросом, над чем именно шутка. Это не про богатство. Это про имитацию богатства — про людей, которые голодают, лишь бы позволить себе кофе в районе Каннам, самом престижном квартале Сеула, — чтобы просто пройтись там и почувствовать себя «своим».

Матео нахмурился. — Я думал, это сатира.

— Это и была сатира, — кивнул Рафаэль. — Но и правда тоже. Люди тратят последние деньги на статус. Просто чтобы выдержать социальное давление. Просто чтобы не выглядеть бедными. Это общество, где даже бедность приходится прятать.

Он замолчал.

— Но что случается, когда тебе уже нечем притворяться?

Волны тихо разбивались о набережную.

— В Южной Корее, — продолжил Рафаэль, — самый высокий уровень самоубийств среди развитых стран. И один из самых высоких уровней потребления алкоголя. Ты слышал про мост Мапхо?

Матео покачал головой.

— Теперь его называют Мостом смерти. Так много людей с него прыгают, что правительство