Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров

хотя и в достаточной мере предосудительный, все же резал глаз не так сильно, как полосатые робы заключенных. Последних на объекте не осталось ни души: после завершения строительства их погрузили на старую баржу, вывели ее в море, и адмирал Ризенхофф любезно выполнил просьбу коменданта, приказав капитану флагманской субмарины торпедировать ржавое корыто с отработанным человеческим материалом из-под воды.

— Здесь действительно тесно, — перекрикивая шум, сказал адмирал бригаденфюреру фон Шлоссенбергу. — И мне очень не нравится спешка, с которой эти увальни разгружают баржу.

— Русские говорят: в тесноте, да не в обиде! — прокричал в ответ бригаденфюрер. Из-за шума говорить приходилось на весьма повышенных тонах, и, чтобы разговор не так сильно напоминал ссору, он сопроводил свои слова дружеской улыбкой. — Когда с причала уберутся все лишние, разгрузка закончится и останутся только часовые, здесь снова воцарится тишина и порядок! А что до спешки, то она вынужденная, Фридрих. На подходе еще одна баржа, и мне не хочется, чтобы она торчала снаружи как приманка для русских бомбардировщиков.

— Еще одна? — слегка удивился адмирал. — Судя по интенсивности поставок, Берлин ждет от нас настоящего чуда! Таким количеством торпед можно пустить на дно половину Кольского полуострова, не говоря уже о неприятельском флоте!

— Большие дела требуют основательной подготовки! — предпочел отделаться общей фразой бригаденфюрер. — Пойдем отсюда, Фридрих, здесь слишком шумно!

Адмирал кивнул, и они рука об руку покинули причальный ангар, поднявшись по металлической лесенке к двери, ведущей в жилые помещения бункера. Часовой, как обычно, приветствовал их нацистским салютом; Шлос-сенбрег лениво поднял ладонь на уровень плеча, а Ризенхофф ограничился вялым движением, похожим на то, каким отгоняют муху. Стальная дверь с лязгом закрылась за ними, разом отрезав посторонние звуки. Стали слышны доносящиеся из-за закрытых дверей по обе стороны коридора звонки телефонов, писк морзянки и похожий на пулеметные очереди треск пишущей машинки.

— Готовишь победные рапорты, Хайнрих? — с улыбкой спросил адмирал, внимание которого привлек последний звук.

— Поверь, я предпочел бы сейчас командовать танковой колонной дивизии «Мертвая голова», — почти не кривя душой, сказал Шлоссенберг. — Должность коменданта не по мне. Вся эта бесконечная переписка со штабными крысами, грызня с интендантами, бесчисленные бумаги, каждая из которых требует непременного и притом весьма срочного ответа в трех экземплярах! Я просто физически ощущаю, как обрастаю жирком, превращаясь в бюрократа в погонах.

— Это пройдет, как только будет назначен день десантной операции, — утешил его адмирал.

— Кстати, об операции, — сказал Шлоссенберг. — Мне показалось, что твои субмарины прибыли в количестве меньшем, чем ожидалось.

Ризенхофф поморщился.

— Тебе не показалось. Четыре до сих пор торчат на верфи из-за обнаружившихся буквально накануне отплытия неполадок, а еще две пропали во время недавнего шторма, который застиг их в открытом море по пути сюда. Об одной известно, что она погибла, столкнувшись с дрейфующей миной. Капитан в нарушение полученного приказа успел передать сигнал SOS, и шедшей неподалеку субмарине удалось взять на борт нескольких чудом уцелевших членов экипажа. О второй пока нет никаких известий, и я очень надеюсь, что она прибудет сюда в течение ближайших суток. Мне не нравится, что их всего тринадцать.

— Чертова дюжина? — иронически заломил бровь бригаденфюрер. — Я не знал, что ты так же подвержен суевериям, как и прочие моряки! Успокойся, Фридрих, ведь с твоим флагманом их не тринадцать, а целых четырнадцать!

— Всего четырнадцать, — поправил адмирал. Они поднимались по лестнице, ведущей на верхний жилой уровень, где по соседству располагались занимаемые ими помещения — роскошные апартаменты коменданта и такие же просторные, хотя и более скромно обставленные комнаты Ризенхоффа. — Всего четырнадцать, Хайнрих! Дело тут не в суевериях, а в том, что недостающие шесть субмарин — это сила, которой нам может не хватить в решающий момент.

— Ну, пока что по-настоящему потеряна только одна, — заметил фон Шлоссенберг. — Обидно, что она погибла в результате нелепой случайности, но такова суровая действительность войны. Шальная пуля, прилетевший невесть откуда вражеский снаряд или, как в данном случае, сорвавшаяся с якоря и дрейфующая по воле ветра и волн мина — от этого не убережешься, это — судьба… К тому же четырнадцать таких субмарин, как эти, да еще под твоим командованием — это грозная мощь, Фридрих! И я уверен, что русские будут выбиты со своих позиций раньше, чем найдут способ от нее защититься.

— Надеюсь, — пробормотал Ризенхофф.

Несмотря на то что был не меньше адмирала заинтересован в успехе общего дела, которое они выполняли плечом к плечу, бригаденфюрер фон Шлоссенберг испытал легкое злорадство при виде его хмурого, озабоченного лица.

В приемной навстречу им, щелкнув каблуками и склонив прилизанную голову, поднялся адъютант, до того лощенный, словно дежурил в приемной самого фюрера.

— Поступила радиограмма со сторожевого судна, сопровождающего баржу с торпедами, бригаденфюрер, — доложил он.

— Вот как? — рассеянно переспросил Шлоссенберг, нахлобучивая фуражку на один из растопыренных деревянных рогов торчащей в углу у входа вешалки. — И что же они сообщают?

— В радиограмме говорится, что конвой подвергся нападению русского торпедного катера, бригаденфюрер.

— Что?! — Шлоссенберг замер, придерживая на плече наполовину снятый плащ и не веря собственным ушам. — Русский торпедный катер в этих водах?! Они что, поголовно перепились?

— Шторм, Хайнрих, — вполголоса напомнил Ризенхофф. — Шторм был поистине дьявольский. Видимо, русского отнесло от его базы на расстояние, исключающее все шансы на возвращение. Несмотря на приличную скорость, у этих проклятых катеров очень небольшой запас хода, и это нападение — не более чем жест отчаяния, просто красивое коллективное самоубийство… Чем оно закончилось? — спросил он у адъютанта.

— Полагаю, этот болван, капитан сторожевого катера, сообщает, что русский был расстрелян в упор после того, как утопил баржу с торпедами, — сквозь зубы предположил бригаденфюрер. — Дьявол, до чего досадно!

— Осмелюсь возразить, бригаденфюрер, — снова наклонив прилизанную голову, предельно корректным тоном произнес адъютант. — Торпедной атаки не последовало, русские пытались захватить наше сторожевое судно, но не рассчитали своих сил и были частично перебиты. Остальные сдались в плен, торпедный катер взят в качестве трофея.

— Им повезло так же, как когда-то тебе, Хайнрих, — заметил адмирал. — Если бы у русского катера остались торпеды, наш бравый капитан сейчас делился бы впечатлениями с сельдями и крабами на глубине ста метров.

— Пожалуй, — задумчиво согласился Шлоссенберг. — Пленные — это очень кстати. Как будто сама судьба посылает их мне взамен того мерзавца, что погиб, пытаясь бежать. И как раз в преддверии операции, когда сведения об обороне русских нужны буквально как воздух!

— Представляю, как это было, — почти мечтательно произнес Ризенхофф. — Этот русский капитан — отчаянный парень! Нападение было предпринято с единственной целью — добыть горючее на обратную дорогу.