Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров

— Помянуть бы ребят, да жалко, нечем, — вздохнул Свищ.

— Почему нечем? — возразил боцман, извлекая из-за пазухи бутылку с залитым красным сургучом горлышком, и Павел только теперь заметил, что он уже слегка на взводе. — Помянем по русскому обычаю… Ты как, командир, не возражаешь?

— Святое дело, — сказал Павел. — Только, чур, не увлекаться, завтра в море.

— Чем увлекаться-то — поминками? — с горечью спросил Федотыч.

— И то верно. Прости, не подумавши брякнул…

— Бывает, — сдержанно кивнул Свиридов, отковыривая сургуч.

Свищ привстал, склонившись над спящим рулевым.

— Саня, слышь, Саня!

— Оставь его, пусть спит, — остановил его боцман.

— А помянуть?

— Всех не помянешь, — вздохнул Федотыч. — Лучше кружки подай, поминальщик.

— Помянем, — с несвойственной ему твердостью в голосе неожиданно для всех произнес молчаливый Ильин. — После победы помянем всех.

— Так это ж никакой водки не хватит, — выставляя на стол кружки, заметил Свищ.

— Сядь, — сказал боцман, — и молчи, если Бог ума не дал.

Капитан Альфред Майзель стоял на мостике, положив руку в кожаной перчатке на железные перила ограждения. Где-то в небе на недосягаемой высоте прогудел моторами самолет — возможно, свой, но, скорее всего, вражеский. Майзель поднял голову, ничего не увидел и, пожав плечами: чему быть, того не миновать, — взялся за перила обеими руками. Перила были мокрые, капли конденсированной влаги, собираясь на их нижней поверхности, постепенно набухали, тяжелели и беззвучно срывались в пустоту, а на их месте сразу же начинали собираться новые. Вокруг плотной серой стеной стоял непроницаемо густой туман, сквозь который едва проступали очертания ближайших предметов — орудийной площадки с зенитной пушкой, подле которой неподвижно замер нахохлившийся наводчик, флагштока с поникшим мокрым флагом… Нос субмарины с уродливым горбом закутанного в мокрый брезент «бибера» был почти не виден, а окружающего мира словно и вовсе не существовало — от него осталась только узенькая полоска плещущейся у бортов черной как смоль воды, над которой ползли лениво извивающиеся седые космы тумана.

Туман опустился на море после свирепого шторма, разбросавшего в разные стороны субмарины шедшей через кишащие русскими кораблями опасные воды флотилии адмирала фон Ризенхоффа. Флотилия вышла из Балтики не в полном составе. Покинуть порт смогли только пятнадцать из девятнадцати готовых к дальнему походу субмарин. У остальных перед самым выходом в море неожиданно обнаружились какие-то неполадки в цепях питания электродвигателей, и им пришлось остаться на верфи для выяснения причин и устранения неполадок. Кое-кто поговаривал о диверсии, но капитан Майзель придерживался на этот счет собственного мнения, которым предпочитал ни с кем не делиться. В последнее время в Германии стали возлагать слишком много надежд на вундерваффе — чудо-оружие, способное одним ударом переломить ход войны, которое вот-вот должны были вручить вермахту гениальные ученые Третьего рейха. Капитан Альфред Майзель был далек от того, чтобы сомневаться в их способностях, но полагал, что ученым, пусть даже гениальным, работается много лучше, когда их не тычут в спину заряженным пистолетом, подгоняя: скорей, скорей! Под угрозой концлагеря или расстрела кто угодно начнет выдавать желаемое за действительное, запуская в массовое производство то, чему еще рано покидать лабораторный стенд. Так произошло с «Длинной Бертой», так было с реактивными ускорителями, которые навешивали на винтомоторные «мессерш-миты», и то же самое, судя по некоторым признакам, происходило теперь с новыми субмаринами — такими же, как та, на мостике которой в данный момент стоял капитан Майзель.

До недавнего времени он был уверен, что ему чертовски повезло. Везение началось с секретной миссии, заключавшейся в доставке к новому месту службы любимца фюрера, генерала СС Хайнриха фон Шлоссенберга. Миссия была трудная, опасная и не особенно приятная, но она являлась знаком доверия, питаемого к капитану Майзелю командованием, и это было хорошо.

Везение не изменило ему и по дороге домой, когда уже в Балтийском море его субмарина подверглась атаке глубинными бомбами и едва не затонула. Она с трудом, но все-таки доковыляла до причала, и тут Майзелю повезло вновь: его со всей командой перевели на только что сошедшую со стапелей субмарину новейшего образца. Он был в восторге от этого корабля — до тех пор, по крайней мере, пока не выяснилось, что у четырех из девятнадцати субмарин практически одновременно случились аналогичные поломки. Это было очень неприятное происшествие, и всю дорогу капитан настороженно прислушивался к ровному гулу электродвигателей, ожидая внезапного наступления полной тишины, с большой степенью вероятности означавшей медленную, мучительную смерть от удушья. Единственной альтернативой такой смерти являлась продувка цистерн и аварийное всплытие — возможно, прямо под дулами русского линейного корабля или береговых батарей.

Но до сих пор все было нормально, а после вчерашнего торпедирования вражеского эсминца капитан Майзель вновь преисполнился благоговейного восторга перед вверенным ему чудом техники. Он подкрался к русским почти вплотную, прежде чем поднять перископ и выпустить торпеды, а они его так и не услышали! Да, с таким оружием и впрямь можно переломить ход войны — если не на суше, то хотя бы на море.

Нынешнее всплытие не было аварийным — просто подошло время зарядить аккумуляторы. Шторм прекратился, и лежавший на море непроницаемый туман тоже можно было считать огромной удачей, поскольку он служил отличным прикрытием от вражеских судов и авиации. Идущая в надводном положении субмарина почти беззащитна: ее палубное вооружение, предназначенное для отражения атак с воздуха, не поможет отбиться от эсминца, не говоря уже о крейсере или линкоре, а для эффективного использования торпед не хватит скорости и маневренности.

Зато под водой капитан Майзель чувствовал себя правой рукой всемогущего Бога — особенно теперь, когда командовал своей смертоносной невидимкой. Главный враг моряка-подводника — укрывшийся за толстой броней миноносца гидроакустик, чьи приборы чутко улавливают шум винтов и гул моторов крадущейся через вечный сумрак холодных глубин субмарины. Эта лодка двигалась под водой практически бесшумно, и если вражеские акустики и могли ее засечь, то лишь тогда, когда становилось уже безнадежно, смертельно поздно…

Из тумана, что скрывал нос субмарины, медленно вышли две неясные, расплывчатые фигуры. С мостика они выглядели просто парочкой серых теней, но уже издалека ударившая в ноздри вонь дешевого трубочного табака безошибочно указала бы капитану на личность одного из них, даже если бы он и без того не знал, кто это.

Гулявшие по палубе приблизились, и до капитана донеслись обрывки их беседы — такой же неторопливой и бесцельной, как сама прогулка.

— Ты скверный тактик, Вилли, — говорил прокуренный голос доктора Вайсмюллера, — и еще худший стратег, и в этом кроется причина преследующих тебя поражений. На твоем месте, дружище,