Такси за линию фронта - Станислав Кочетков

И вдруг такое зло меня взяло: и весь день непруха, и машина старая, уже сыпется, и родители болеют, и работы нет, и зарплаты нет, запасы прожираем — все, накопленное на новое авто, на домик на даче, на вузы детям… И клиентов несостоявшихся вспомнил, конечно. А тут все бегут, и ты вроде как вместе с ними драпаешь. И ведь обороняемся, держимся, но с каждым днем что-то свое отдаем, отступаем… И вдруг от своих же, и такое недоверие!

Тут наконец появился боец из будки, документы держит в руке, отдать хочет, но не отдает, видно, что-то спросит.

— Все нормально?

— Нормально. Вопрос можно?..

— Давай.

— А почему сегодня один?

— Клиенты не дожили.

— Откуда клиенты? Из Славянска?

— С Былбасовки.

Он аж с лица спал.

— А куда там?

— Сегодня на Жукова прилетело.

Смотрю, полегчало ему, но все равно как-то грустно-тоскливо: пальцы разжал, документы выронил мне в руку, кивнул: «Можете ехать», — сам будто в воду опущенный.

Пока я на трассу выруливал, очередь беженцев передо мной рассосалась. Только начал к бетонным блокам подъезжать — там между ними змейка на шесть или восемь поворотов, — вдруг, как черт из табакерки, командир:

— Все, закрывай блокпост! Дед, куда прешь, убирай машину!

«Дед» — это он мне. И поди возрази: седой как лунь, бородатый, телосложение далеко не юношеское… Спасибо, не «дедуля».

— Куда хочешь убирай, вон, хоть в лес отгони, тут через пять минут укропы будут!

И сразу после этого всем:

— Внимание! Движутся тремя колоннами! Основной удар в другом месте, на нашем направлении по двум трассам два вспомогательных. Но все равно пропустить нельзя, иначе на основном ударят в спину! Так что держаться до последнего! Я с Абдуллой, Змеем и Орлом на лесное направление, там нужно усилить! За старшего — Ару. Ара, командуй!

И — разъехались. Я сдал назад и налево, за кювет, в лес, там действительно метрах в пятидесяти что-то типа стоянки нашлось. Вытоптанная полянка, как место для шашлыка на три-четыре десятка машин с палатками. А командир с той стороны блокпоста — на «копейку» (и как она в кустах стояла, что никому видна не была?) вместе с пулеметчиком, еще одним и тем бойцом, который в будку бегал — и на другую сторону трассы в лес.

Загнал машину, а самому неспокойно как-то. И злость еще не прошла, и скорбь по погибшим клиентам, и муторно перед боем, да и стыдно мужику бой в кустах пересиживать, ведь не баба и не дите беспомощное… И мысли про «все бегут, и я бегу» — так, может, найдется один, кто скажет: «Всё, стоп, хватит, я дальше не бегу»? Кто? Почему не ты?

Задвинул машину еще подальше, в самую чащобу (поцарапал краску, ну и хрен с ним, зато даже с поляны не видно, пока случайно в лоб не наткнутся — хоть до осени простоит). И осторожненько, тихохонько прокрался обратно на блокпост.

А там как раз началось. Не успел из кустов выглянуть — сверху из-за поворота БМП, БТР и что-то мелкоброневое, четырехколесное, БРДМ, БМД или КШМ какая-то. Вывалились, оттормозились — и встали метрах в тридцати перед блокпостом, прямо на виду у всех, как три тополя на Плющихе.

Они стоят — и тут сидят, как мыши под веником. Они молчат, не стреляют — и наши не стреляют, тихарятся.

И тут встал Ара — тот самый армянин, который у Маринки с Мушкетовки документы проверял. Картинно отложил АКС, опер его стволом о бетонный блок, перекинул за спину один РПГ, а второй изготовил к стрельбе. И медленно-медленно, как-то равномерно и монотонно, будто Онегин на дуэли в театре, пошел в сторону укропов.

Первым не выдержал стрелок БРДМ, дал очередь, которая от башни своей же БМП срикошетила. И тут понеслось: Ара первым же выстрелом «разул» БМП, что дернулась к нему навстречу, и та завертелась ужом или юлой прямо посреди трассы.

Дальше происходит все одновременно: я хватаю оставленный Арой АКС и приседаю за бетонными блоками, чтобы, чертыхнувшись и вспомнив, что по ним-то непременно влепят, побежать на четырех костях и свалиться в кювет… Ара красиво так, рыбкой, ныряет в кювет с другой стороны дороги… БМП все крутится — и пихает в борт объезжающий ее БТР… бьет так, что бэтр сползает всеми своими восемью колесами в тот кювет, куда я упал… а из кустов наша ЗУшка шьет очередями навылет БРДМ, как самую последнюю в колонне, по всем правилам тактики.

Дальше — отдельные клочки или пятна, которые сознание складывает в последовательность, но уже хорошо потом.

* * *

Я стою на четвереньках в кювете на камне, а чуть сбоку над моей головой крупнокалиберные из БТР колошматят по бетонным блокам, прямо по тем самым фальшивым стрелковым ячейкам. Бэтр сполз в кювет почти целиком, накренился, только башня торчит над уровнем дороги, очевидно, от удара заглох; а у меня от ужаса становится сухо и ватно внутри: прямо перед бэтром, метрах в пятнадцати, на виду у всех перископов, смотровых щелей и стрелковых амбразур, стоит на карачках моя жирная пижонская туша, в светло-серых брюках с белым ремнем, серо-голубой футболке RILA с якорями и яхтами, голубых вельветовых туфельках — и с автоматом в руках!

И других врагов им просто не видно.

Страх рождает действие: я как-то по-обезьяньи с толчка четырьмя костями сразу прыгаю животом и мордой вперед, в канаву, в грязь, в лужу. Загребаю ногами и скребу локтями, толкая автоматом снарядный ящик перед собой, буквально вжимаюсь, вползаю в глубь канавы, проползаю метра четыре, выталкиваю ящик на мешок с землей, получаю какую-то призрачную защиту и опору.

* * *

Стрелок бэтра перестал лупить по бетонным блокам, довернул и опустил ствол вниз; очередь проходит у меня над головой, выбивает крошево из камня, где я стоял на карачках миг назад, но ниже не опускается, я в мертвой зоне. И тут начинают подниматься передние люки, водительский и командирский — а оттуда меня и обычной стрелковкой достанут!

Страх и ужас переходят в какой-то внутренний, спинномозговой-кишечный вой, и одним движением, памятью Советской Армии, проклюнувшейся через тридцатилетнее забытье, я правой рукой — не модно, зато привычно! — взвожу затвор, досылая патрон, и откидываю приклад АКС, у меня был такой же. И в этот момент сверху, далеко за