Незначительная деталь - Адания Шибли

нужно совершать из-за этого ничего безрассудного. Возможно, дата – просто случайность. Иногда нельзя не вычеркивать события прошлого, особенно если события настоящего не менее ужасны. Но вот однажды на рассвете меня будит собачий лай и почти одновременно с ним – сильный вой ветра. Я тороплюсь закрыть окна, наконец подхожу к большому окну, в которое врывается жестокий вихрь: он сотрясает траву и деревья, дергает ветви во всех направлениях, листья на них страшно дрожат, треплются то вперед, то назад – ветер так яростен, что чуть не срывает их. Растения просто не сопротивляются – и всё. Они лишь покорно принимают тот факт, что они хрупки и ветер может делать с ними что пожелает: может проникать в них между ветвей, может забавляться с листьями, может подхватывать отчаянный собачий лай и кидать его куда угодно. Точно так же группа солдат тогда похитила девушку, изнасиловала и убила в день, который четверть века спустя совпадет с датой моего рождения. Эта незначительная деталь, которую остальные просто проигнорировали бы, теперь будет преследовать меня вечно помимо моего желания, как бы я ни пыталась ее забыть. Эта истина, которая овладела мной навсегда, будет постоянно забавляться со мной: я ведь такая же хрупкая и слабая, как и деревья, растущие за стеклом моего окна. Может быть, для обретения полной истины, о которой статья умолчала, рассказав историю девушки, нет ничего важнее этой несущественной подробности.

Лай собаки раздается в воздухе до самого конца утра – ветер подхватывает звук, иногда унося его подальше от меня, иногда принося поближе. Наконец приходит время идти на новую работу, но перед этим я звоню израильскому журналисту – автору той самой статьи. Изображая уверенный тон и стараясь заикаться как можно меньше, я представляюсь палестинской исследовательницей и объясняю цель своего звонка: ни та ни другая новость журналиста не радуют. Затем я спрашиваю, может ли он передать мне документы о происшествии, которыми располагает. Он говорит: всё, что у него было, он изложил в статье. Я возражаю, что хотела бы посмотреть на них сама; он отвечает – если хотите, можете сами пойти и поискать. Где? – спрашиваю я. В музеях и архивах израильской армии и сионистских движений соответствующего периода и территории, под юрисдикцией которой имел место этот случай. И где эти музеи и архивы? В Тель-Авиве и на северо-западе Негева, отрезает журналист, терпение которого явно готово лопнуть. Смогу ли я, будучи палестинкой, попасть в эти музеи и архивы? – спрашиваю я. Не вижу никакой причины, по которой бы вас остановили, отвечает он и бросает трубку. Я тоже не вижу никакой причины, по которой бы меня остановили, – кроме моего удостоверения личности. Место тех событий, как и музеи и архивы, документирующие их, – все находятся за пределами сектора С (согласно военному делению страны), причем очень далеко от него – почти у границ Египта. А мое зеленое удостоверение, сообщающее, что я из сектора А, позволяет мне добраться разве что из дома на новую работу. На самом деле по закону любой человек из сектора А может отправиться в сектор B, если только этому не препятствуют чрезвычайные политические и военные причины; но, как правило, эти чрезвычайные причины возникают так часто, что теперь немногим из сектора А вообще приходит в голову перемещаться в сектор B. Лично я за последние годы не бывала даже у блокпоста Каландия между секторами А и B – так разве стоит и думать о том, чтобы поехать в эти архивы, которые лежат почти в секторе D? Этого не могут даже жители сектора B и, возможно, сектора C – даже если они из Иерусалима. Стоит хоть кому-то из них произнести хоть слово по-арабски за пределами места своего проживания, как само существование этих людей превращается в страшную угрозу общественной безопасности. Конечно же, они, как, например, жители сектора В, могут находиться в секторе А, куда эти люди постоянно и направляются, иногда даже оседая там, хотя этот сектор больше всего похож на тюрьму. На моей новой работе, например, помимо меня и других жителей сектора А, есть немало коллег из других секторов. Очень приятные люди. Я говорю одной из них – коллеге из сектора С, из Иерусалима, – что мне нужно попасть в ее сектор или немного дальше, по личным делам. Обычно все едущие из сектора А в сектор С делают это по личным делам – точно так же, как и все едущие из сектора С в сектор А. Моя коллега одалживает мне свое синее удостоверение: ведь все мы, в конце концов, братья и сестры, и все на одно лицо – по крайней мере, с точки зрения солдат у блокпостов. Они никогда не заметят разницу между мной и фото на удостоверении, тем более что в случае девушек военные вообще не присматриваются. Они так презирают всякого, кто подходит к блокпосту, что едва глядят на него. Кроме того, как правило, лицо на документе, фотографию которого могли сделать и в шестнадцать лет, нередко отличается от физиономии его более старшего владельца. Итак, мне будет совсем не трудно использовать удостоверение коллеги, после чего, когда мы вернемся на работу на следующей неделе, я его верну. Торопиться совершенно некуда: эта женщина выходные проведет с друзьями в Рамалле. Конечно, если всё раскроется, я скажу, что украла удостоверение из ее сумки, чтобы не впутывать коллегу. Но осторожность необходима в любом случае: нельзя действовать безрассудно, по крайней мере я попытаюсь. Таким образом, в полдень последнего дня рабочей недели я подхожу к коллеге и, позаимствовав у нее удостоверение, отправляюсь в агентство проката машин, где беру автомобиль с желтым номером – только на таком можно проехать дальше сектора С. Но тут приходится подписывать договор, и мне требуется доказательство того, что автомобиль – не мой. Не желая нагружать ту коллегу еще больше, я звоню другому сослуживцу с новой работы и прошу его о помощи. Он немедленно приезжает в агентство, арендует машину за меня со своими документами, доказывающими, что автомобиль – не его, а меня вписывает вторым водителем, как советует нам хозяин агентства, от которого мы и получаем ключи. Да, у меня очень приятные коллеги. Теперь ничто не останавливает меня, и я могу прямиком перейти к расследованию того события в поисках полной правды о нем… но стоит мне сесть за руль маленькой белой машины и повернуть ключ зажигания, как вокруг меня тут же словно пауки начинают плести паутину, которая постепенно превращается в ограду – ограду, которую не сможет пробить ни один человек хотя бы потому, что она слишком хрупка. Эта ограда – из страха, и порождает ее