Ужасы жизни - Маша Гаврилова

сном читала, как защититься от лавы и пепла. Никто об этом не знал, даже Яна. Никто бы не поверил в мою теорию Великого извержения. Я ждала его со страхом и с надеждой: Великое извержение могло решить мои проблемы, а могло создать новые.

Яна закончила рассказывать, и я тут же уснула, убаюканная вулканической колыбельной. Конечно же, мне снова приснилось Великое извержение.

2.

Утром я проснулась очень рано – я всегда просыпаюсь рано. Первым, что я увидела, были несколько пропущенных звонков от моей научной руководительницы и десяток сообщений от нее же. Я не стала читать и перезванивать. Она не была права. Я тоже не была.

Моя научница единственная пыталась меня спасти: сначала она поддерживала меня и помогала, но потом разочаровалась. И от нее появились угрозы отчисления. Тревога только нарастала от таких манипуляций. Яна думала, что мы поехали в Стамбул сейчас, потому что у меня каникулы. Но каникулы начинались через неделю, а сейчас была сессия. Я не знала, как рассказать ей о своих проблемах.

Яна всегда презрительно говорила об однокурсниках, коллегах и прогульщиках. Все ей казались недостаточно умными, недостаточно мыслящими, недостаточно заинтересованными. Только я подходила ей: казалась умной и интересной. Было счастьем, что мы не учились вместе. Яна бы точно во мне разочаровалась. Мои академические провалы были основной угрозой для наших отношений.

На мои проблемы накладывалось расставание Яны – я не могла оставить ее одну и всё свое время отдавала ей, а не урокам. Поразительно, что Яна при этом продолжала работать, а я совсем забросила учебу. Было в этом что-то неправильное, но сил подумать не оставалось.

Я подождала полчасика в надежде, что Яна проснется, почитала книгу. По утрам мне нравилось читать. Яна не требовала моего внимания, потому что вставала довольно поздно; можно было передохнуть. С собой я взяла книжку французской писательницы Натали Леже «Белое платье». Книга увлекла меня: в ней главная героиня изучала биографию итальянской художницы-акционистки, которую изнасиловали и убили около Стамбула. Эта художница в свадебном платье поехала автостопом по Балканам и хотела добраться до Сирии и Ирана. Своей акцией она хотела сделать пацифистское высказывание. Авторку книги больше всего поразило, что художницу убили самые обычные мужчины с детьми и семьями. А мне кажется, эта художница просто красиво покончила с собой. Красивее было бы только прыгнуть в жерло вулкана.

Яна всё спала, и я пошла в одиночестве завтракать в ресторан на азиатской стороне. Я оставила ей сообщение с адресом – вчера мы договорились, что она присоединится ко мне, когда проснется. Я пошла пешком до вокзала Сиркеджи, чтобы поехать оттуда на Мармарае. Мармарай – электрички, которые ездят через Босфор по подводному тоннелю. Яна должна была приехать ко мне на пароме, она темных тоннелей боялась.

Я всё шла и шла куда-то. Сначала я потерялась на улице, потом я потерялась во времени и должна была уже спешить скорее на электричку. Меня спас проезжавший мимо автобус. Я села в него и тут же выпила средство от укачивания, но оно не успело подействовать. Автобус оказался быстр, а вокзал оказался рядом.

Я села в электричку и поехала. Выходить надо было на следующей станции. В электричке таблетка подействовала и начался седативный эффект. Все названия станций соединились в одно большое турецкое предложение Поспи еще немного. Я проснулась на конечной – в Гебзе, городе, где убили художницу из «Белого платья». Это был уже практически не Стамбул. Это было уже практически время встречи с Яной.

Я не понимала, как ехать обратно. Я подошла к мужчине и спросила его, как добраться в Каракёй. Он сочувственно посмотрел, улыбнулся и ушел. Начиналась паника. Я подошла к женщине, спросила то же самое. Женщина была добрее. Электричка обратно уезжала через десять минут. Я огляделась и здраво оценила шансы найти вайфай как нулевые. Оставалось только ждать электричку и надеяться на всепрощение Яны. Я ненавидела такие моменты беспомощности и вины. Также я ненавидела оставаться без дела. Я сразу начинала думать о худшем. Этот год был ужасным, этот месяц и предыдущий месяц были ужасными. Они доказали мне, что бывают трудности, с которыми невозможно справиться.

На вокзале я потерялась: все спешили, а как попасть на станцию, я не понимала. Меня спас кот. Этот кот был худощавым, подтянутым и готовым к непростым испытаниям. Его серенькая шерсть приподнималась от любого дуновения ветра. Она была как зола. Как пепел. Он появился из ниоткуда, ударил меня лапкой по ноге и повел за собой. Я, конечно, пошла. Он ведь был местный, хоть и кот. И конечно, он привел меня на станцию. За это я его полюбила.

На прощание я сказала ему:

– Назову тебя Пеплом, хоть мы больше никогда не увидимся. У всего должно быть имя.

Пепел посмотрел на меня умным взглядом, развернулся и ушел. Всё правильно. Приехала электричка, я зашла в нее.

Всю дорогу я думала о различии между мной и Яной. О Яниной способности помешиваться на чем-то: на Жене, на вулканах, на своей работе. Кажется, это называется гиперфиксация. В себе я такого не видела, хоть и старалась найти. Мне любые увлечения давались с трудом и быстро сходили на нет. Я умела только тревожиться и нервно ждать отчисления, отвержения, извержения. Яна была моим единственным гарантом стабильности, символом устойчивости. Поэтому, может, я прощала ей больше, чем следует, и терпела бесконечные монологи об одном и том же. Вот только расставание с Женей разрушило устойчивость наших отношений, и теперь мы с Яной были как два упавших дерева. Всё это я думала, пока электричка ехала обратно в Стамбул на азиатскую сторону. На азиатской стороне меня встретила очень злая Яна. Она сидела без еды. Я без предисловия начала оправдываться:

– Я выпила таблетку, чтобы не укачивало… Поезд ехал-ехал, усыпил…

Яна смотрела с осуждением, но всё же сказала:

– Ладно, прощаю.

Мы встали и куда-то молча пошли. Спустя минут двадцать Яна наконец растаяла и сказала:

– Я снова видела Женю, когда вышла с парома. И я пошла за ней и никак не могла догнать.

– И ты уверена, что ты видела Женю?

– Да.

Яна сегодня еще не ела. Она потратила весь день на преследование Жени и потеряла ее около Босфора. Мы пришли в какое-то место, заказали еду, жадно съели ее. Я рассказала, как уехала на электричке в Гебзе и встретила там кота по имени Пепел.

Мы пошли к парку около Босфора, шли-шли и наконец пришли. К водичке можно было спуститься по камням. Они тянулись полосой вдоль берега. Под камнями жили кошки с котятами. Я скакала по камням козочкой, Яна шла рядом по дороге и смотрела с завистью. Она называла камни агрессивными и недружелюбными, не хотела на них забираться и фотографировала меня. Потом ей надоели мои козьи радости и мы засобирались обратно в сторону ресторанных рядов. На выходе из парка была терраса с видом на камни и воду. Снова хотелось плакать от такого качества жизни. Мы сели и заказали чай, потому что заказать можно было только чай. Я смотрела и смотрела на воду и камни, а потом Яна сказала идти и мы пошли.

Мы пришли на пристань, запрыгнули в первый попавшийся паром и случайно поехали не совсем туда. Я предложила смириться и дойти пешком до нашего любимого ливанского ресторана. Яна сказала:

– Я не скажу нет.

И мы пошли. Темнело, дорога была шумной, а мы играли в игру «Угадай ошибку». Эта игра рассчитана на двух человек с разбитыми жизнями. Я рассказывала какую-то ситуацию из своей жизни, а Яна в ответ должна была понять, почему я считаю это ошибкой. Потом мы менялись ролями. Я надеялась, что Яна услышит, насколько иррациональны ее самообвинения, и ей станет легче. Но мы застряли на втором этапе – я никак не могла сформулировать, в чем ошибка Яны.

Она рассказала, как однажды они с Женей пошли на ужин и полвечера