Ужасы жизни - Маша Гаврилова

климатом. За деревом находилось следующее: огромный бесконечный зеленый овраг и где-то вдалеке, за горизонтом, блестела водичка – озеро, океан или река. Мы увидели, как велосипедист медленно катится по дороге вдоль горы вниз. Пели птицы, никого другого не было. А единственный человек-велосипедист выглядел очень комфортно, мы чувствовали все трое к нему доверие и совсем не чувствовали насилие. Мы крикнули ему, чтобы он остановился. Он посмотрел на нас – в его взгляде был страх и какое-то глобальное понимание всего происходящего – и на огромной скорости поехал с горы. Я расстроилась и выпила глоточек воды, и девочки тоже выпили по глоточку. Воды становилось всё меньше, в овраге становилось всё жарче. Дынька становилась всё тяжелее, наши желудки всё громче урчали.

Дальше мы увидели скейтера на асфальтной дорожке. Скейтер великолепно скатывался на огромной скорости с высоких горок, и мы все волновались за него. Я закричала, когда он скатился вниз по горке от нас. На земле лежала его трогательная белая кепка, а он скрылся за поворотом. Я почти плакала. Мои подружки подумали, что я дурашка. Я побежала вниз с горки, ведь скейтер мог умереть. Но он не умер – я увидела, как он отдаляется от нас и спускается по асфальтной дорожке вниз – дальше по оврагу.

Мы пошли по асфальту в поисках скейтера, но его нигде не было, а асфальт скоро снова стал пыльной дорогой. Было скучно, жарко и уныло. Аня предлагала играть в города, Даша предлагала обсуждать что-то сложное и неинтересное. Я тупо думала мысли и не хотела никому ничего предлагать. Так мы и двигались в неизвестность. Через полчаса я остановилась и сказала: «Может, попробуем открыть дыню уже хоть руками». Камень, палка, удар о землю. Даша взяла мой ключ, мы помыли его остатками воды и стали делать операцию раскрывания дыни. И у нас получилось. Дыня была криво разломлена на две несоразмерные части, и от большей Даша пыталась оторвать еще один кусок. Я взяла себе лучший и ушла в кусты с полынью, потому что есть голыми руками без воды и салфеток почти не порезанную на части дыню ну очень не эстетично. Аня и Даша не поняли моей интенции, но мне было наплевать. В итоге мы все выглядели так себе. Теперь захотелось домой после такой вкусной сытной дыньки.

Мы решили, что будет логично идти дальше вниз по оврагу, и тогда мы выйдем где-нибудь у Выхино, или Новогиреево, или где-то еще. Овраг казался бесконечным, но точно известно, что конец есть у всего, кроме желания. И мы утомительно шагали, девочки снова хотели игр и коммуникации, а я хотела прийти домой и лечь. Они внезапно перестали разговаривать и остановились. Аня сказала, что в кустах что-то шуршит. Даша сделала испуганные глаза. Аня сказала: «Дальше я не пойду». Даша сказала: «Давай я проверю, что там». Даша пошла одна вперед, а потом исчезла. Даша крикнула нам: «Ой». И в этом «ой» не было ощущения опасности, только легкое доброжелательное удивление. Я и Аня доверились этому «ой» и пошли вперед в опасность. Я стала чувствовать присутствие других живых существ, Аня просто очень боялась и просилась пойти назад обратно. Я авторитарно сказала: «Нет». Аня сказала: «Ты не права». И мы пошли дальше. Справа шелестели кусты, слева кусты не шелестели – но почему? Лес стал заканчиваться: справа и слева были небольшие холмы, а на них росли кусты. А потом мы услышали протяжное «Муууууу» и заорали.

Это был коровник. В нем паслись коровы. Рыжие коровы, пятнистые коровы, черные коровы. Вся гора была покрыта коровами. Было стремно, коров было много, а людей не было. Где-то вдалеке я увидела Дашу верхом на корове, и, кажется, в этом она нашла свое призвание – тусить с коровами. Я почувствовала это сердцем. Корова с Дашей ускакала куда-то очень далеко. Мы остались с Аней вдвоем. Я была слабенькая, но Аня была еще слабее меня. Мне приходилось идти впереди, чтобы подбадривать ее, мы всё шли и шли, а потом, на кромке поля и леса, когда уже виднелась какая-то трасса, то есть цивилизация, я обернулась к Ане, чтобы рассказать ей такую чудесную новость, и увидела, как за ее спиной бежит огромный злобный рыжий бык. Я не знала, что делать в такой ситуации, поэтому я ничего не сделала.

Аня умерла. Это было неожиданно и странно. Кто бы мог подумать, что можно умереть такой смертью. Похороны были, кадило было, застолье было. Я переживала горе тяжело: месяц после ходила в траурной одежде, питалась скудно и покрывала голову кепкой. Аню кремировали, а что делать с прахом, было не очень понятно. Тогда я решила украсть прах Ани и развеять его в красивых местах, ведь красота это мой главный ценностный ориентир, помимо еды и денег. Я поехала в Иорданию, потому что это страна моей мечты для посещения с семи лет. В семь я гуляла летом во дворе бабушкиного двора, смотрела на мини-книжку из «Классного журнала» с десятью чудесами света и хотела в высеченный из камня город Петра. В шестнадцать я слушала песню про ледники и восполнение реки Иордан. В двадцать я позвала в Иорданию Аню и она со мной согласилась поехать, но держит ли хоть кто-нибудь обещания в наше время? В итоге я, конечно, поехала одна, не в двадцать да еще и с прахом. На берегу Иордана я торжественно встала и торжественно раскрыла урну. Прах рассыпался по всему воздуху и собрался в кучку, прах летел и на ветру гибли птицы чайки, ведь около Иордана живет много чаек. Прах полетел, но не улетел – всё кружился рядом и сводил меня с ума. Я поскорее решила уйти, несмотря на почтение памяти Ани. Аня умерла и ей наплевать, а мне хотелось счастливой жизни без праха. Но прах следовал за мной, и это было странно, ведь было бы сложно объяснить его присутствие другим людям. Преследование прахом продолжалось долго, люди вокруг были возмущены его присутствием, и я решилась на эксперимент, вдруг бы прах отвязался от меня. Я достала из рюкзака шампунь для мытья головы и вылила его в траву около Иордана, сделала приглашающий жест – полезай в банку, прах. Удивительно, но прах залетел внутрь, я бросила баночку в ту же траву и побежала скорее на автобус. Бежать надо было быстро, и я бежала. Автобус спас меня, кажется, от смерти, и я вернулась в Москву живая и не пострадавшая. В Москве первым, что я увидела, была баночка от шампуня. Прах не отставал от меня, я была вынуждена достать его из шампуня: если вокруг тебя летает кусок пыли – это одно, а если небольшая бутылка с шампунем – это уже слишком.

Аня много значила для меня, она была моей подружкой целый год. Мы познакомились на курсах по нейролингвистике, это было первое занятие, тогда же мы разочаровались в нейролингвистике и перестали туда ходить, но дружба появилась и сохранялась. Оказалось, что мы обе знаем Дашу, а Даша знала еще других приятных людей, и так мы стали иногда тусоваться, и дружба продолжалась. Мы с Аней виделись отдельно, и я даже отмечала Новый год с ее семьей.

Аня много значила для меня, но нужно было двигаться дальше. Прах так не считал. Не знаю, Аня это была или уже отдельная личность, но его присутствие меня утомляло. Я решила, что от праха, кем или чем бы он ни был или ни была, нужно избавляться. Спасти могла вода, но его нужно было поймать в замкнутое пространство, а чтобы это сделать, надо было как-то аргументировать это. Я решила проблему так: купила билет в город Таллинн и договорилась встретиться там с подругой из Петербурга. Я сказала это праху, достала большую зеленую бутылку из-под детского шампанского, открыла ее, чтобы он полез туда. Аргументация была следующая: не ехать же тебе так. Прах поверил мне и правда полез в бутылку. Я