Ужасы жизни - Маша Гаврилова

Яна спотыкалась, спотыкалась и в конце концов упала. Я протянула руку, а она засмеялась, помотала головой и легла на асфальт. Хорошо, что мы спали на разных кроватях. Я наклонилась – пойдем, пожалуйста. Послышался знакомый, уже почти родной стук каблуков – ну приветик. Вместо страха я почувствовала злость. Колени стремительно мчались к нам. Я начала орать:

– Что мы сделали вам, колени? Может, хватит преследовать нас? Почему мы? Мы просто приехали отдохнуть и забыться, а вместо этого каждый вечер мы делаем кардионагрузки и нервничаем еще сильнее. Чего вы хотите, дурацкие женские колени? Вы не сможете сделать нам хуже.

Колени смутились и остановились. Яна даже поднялась с асфальта. Откуда-то появились все три кошки: Лава, Пепел и Магма. Они распушили хвосты и стали шипеть на колени. Пятеро против одних женских коленей. Колени колебались. Правое тянулось в сторону отступления, левое хотело сражения, но, видимо, женские колени были правшой, поэтому в конце концов они развернулись и убежали.

Это была маленькая победа, но останавливаться было нельзя. Я сказала:

– Мы не можем оставить колени здесь.

Яна отряхивалась от асфальтной пыли и соглашалась:

– Мы не можем. Но что же нам делать? Найти ту картинку? Мы не сможем, мы ведь тогда заблудились.

Муркнула одна из кошек. Они были готовы отвести нас к тому изображению. Яна вздохнула и побежала за ними, я – тоже. Оказалось, тот переулок-тупик был совсем недалеко, я даже не задохнулась, когда мы наконец добежали. Картина была на месте. Кошки-хорошки тревожно смотрели на нас. Я стала рыться в рюкзаке, чтобы найти засохший маркер. Я случайно забрала его из университета и всегда носила с собой. Пока я копалась в рюкзаке, Яна уже отковыряла изображение ключом и сделала большой прогресс. Маркер почти не писал, я отчаянно слюнявила его, но это почти не помогало. Яна соскребла уже половину левого колена. Я закрасила черным часть правого. Спустя полчаса от женских коленей ничего не осталось. Кошки-хорошки сидели рядом и смотрели. Когда мы закончили, они по очереди потерлись о наши – тоже женские, но совсем не злые – колени и убежали.

– Что ты чувствуешь? – этому вопросу меня тоже научила Яна.

– Облегчение. Теперь эти колени никого не тронут.

– И я.

Мы улыбались и вернулись домой без страха. Утром был самолет и совсем никакой еды на завтрак. Мы мягко приземлились в морозной Москве, сели в такси и разъехались по домам.

6.

После Стамбула мы с Яной стали общаться меньше – нормальная динамика отношений. Моя учеба оборачивалась ужасом: казалось, что все однокурсники надо мной втихую смеются, думают, вот неудачница. От научницы я пряталась в туалетах, когда пары были офлайн, и игнорировала ее в интернете. Я старалась держать себя в руках и приходить на все занятия, но часто не могла вовремя проснуться или засыпала прямо на столе. Силы оставляли мое вялое тело.

Размазня. Я всё время думала так про себя. Иногда я абстрактно писала Яне, что мне плохо, а она всегда переводила разговор на свои проблемы. Она имела на это право. Разбитое сердце – веский повод для страданий, а университетские трудности преодолимы. Это общее место нашей культуры.

Однажды мне не удалось убежать от научной руководительницы. Я столкнулась с ней и поняла, что мне конец. Это был крах. Она спокойно и без эмоций объяснила мне, что если я не смогу договориться с преподавателями и сдать пропущенную сессию, то меня исключат. В ней не было доброжелательности, не было и гнева. Только усталость.

Я пришла домой, сделала себе мятный чай – говорят, он успокаивает. У меня тряслись руки, а кипяток вытекал из кружки – словно лава. Я была крохотным вулканчиком. Руки всё тряслись – и я смотрела, как брызги кипятка разлетаются по ламинату. Это было только начало, только предвестник извержения. Трясущиеся ручки – сейсмические толчки.

Я начинаю говорить – жалобно и пронзительно рассказываю в пустоту, что я провалилась как человек. Магма внутри меня разогревается и вибрирует. Слова выплескиваются, а магма поднимается. Я рыдаю и вспоминаю, что иногда перед извержениями вулканов происходят так называемые вулканические крики. Вулканологи объясняют, что крики на самом деле – звуковые волны, которые появляются из-за толчков в земле. Это магма поет. А я вою.

Это длится настолько долго, что уже не походит на вулканические крики. Лава вытекает из меня и грозится утопить весь мир. Я затихаю и соплю – дышу, стараюсь успокоиться. Смотрю в одну точку.

Потом новый этап рыданий. Кажется, что внутри меня сидит маленькое зло и неласково колет ножом – так горько я плачу. Я опираюсь на стену, а потом растекаюсь на пол – жидкая бурлящая лава. Извержение вулкана может длиться несколько часов, а может – несколько лет. Существуют вулканы, которые всегда активны. Это не про меня. Магма во мне начинает остывать, слезы на щеках высыхают.

Тело бесслезно трясется, шмыгаю носом. Поднимаюсь, иду к зеркалу. Смотрю на лицо – красное, глаза – красные. Улыбаюсь-кривлюсь. Похожа на мухомор. Дышу спокойнее. Это еще не конец.

7.

С Яной мы почти не общались уже целых две недели. Я чувствовала вину: она была очень несчастна и поэтому писала мне много сообщений о всех своих чувствах, а я отвечала «(((» и «ох!» – лаконично и токсично, иногда вообще игнорировала.

Я переживала за Яну и за себя. Она скучала и хотела увидеться, много раз предлагала встретиться. Я всё не могла и не могла, но однажды смогла.

Мы пошли гулять в парк в выходные поздним днем. Уже настала почти зима, было холодно, везде лежал тонкий снег. Яна была бледная, молчаливая и колючая. Она говорила вопросы, но не слушала ответы. Я спросила, как ее дела – она проигнорировала. Делами отделаться было нельзя. Мы пошли к ней в гости; стал происходить разговор о нашей дружбе.

Яна сказала:

– Ты не пишешь мне, если я не пишу первая.

– Я просто не знаю, что тебе сказать.

– Говори, что думаешь.

– Я думаю об учебе, ты не поймешь.

Яна сказала:

– Но ведь есть не только учеба, есть еще твои подруги. Я, например.

– Ну да.

– Тебя не волнует, что со мной происходит?

– Волнует. Но всё ведь нормально.

Яна сказала:

– Ненормально!

Я сказала:

– Меня скоро исключат из универа, а ты даже слушать об этом не хочешь.

– Поверь, университет – не самое трудное, что с тобой случится.

– Но мне тяжело сейчас, а ты обесцениваешь мои проблемы.

– Ну а зачем ты учишься? Уходи!

Это было ударом ниже пояса. Я не знала, что буду делать с жизнью, если университета не будет. И я до дрожи боялась. И Яна сказала мне:

– Иногда нужно вовремя уйти, хоть это и непросто.

И я сказала Яне:

– Почему тогда ты не ушла от Жени и дождалась, пока она бросит тебя?

Это была ошибка. Яна молча развернулась и ушла в другую комнату. Догонять ее было опасно для жизни и самооценки. Она злилась очень. Женя была настойчива в начале их отношений, а Яна только соглашалась и сомневалась. Она делилась со мной своими неуверенностями и в решающий момент хотела отказаться, чтобы не смешивать рабочее и личное, но не смогла. Яна привязывалась к Жене постепенно, она была робким животным. Интерес Жени, наоборот, со временем угасал, она была стремительной птицей. И Яна чувствовала, как их отношения рушатся, уже где-то год чувствовала. Но, конечно, ничего не делала, а просто ждала и дождалась. По крайней мере, так казалось мне со стороны. Такими и бывают первые отношения.

Яна не выходила из комнаты, и я решилась зайти. Яна сказала:

– Уходи, пожалуйста, и больше никогда не возвращайся.

От Яны я выбежала, заплакала в лифте, разбила зеркало слезами. У Яны не было сердца. У меня, наверное, тоже.

8.

Ссора с Яной подействовала на меня удивительным образом – я взяла себя в руки и отправилась исправлять оценки.