журнал "ПРОЗА СИБИРИ" № 1995 г. - Павел Васильевич Кузьменко

Самвел.

— Конечно!.. Иди, спи, Том!.. Какие секреты?! Разговариваем, да! Иди, спи. Завтра пораньше на пляж. Чтобы до жары успеть. Мы еще посидим...

Смотри, небо — да?! Белые ночи у вас есть, зато такие звезды у вас есть?!. А помнишь?.. А еще когда нас с физики выгнали. За дегенератор!.. Не-ет, это ты первый тогда сказал! Точно, ты!.. А еще помнишь... Спички? Ада, ты же не куришь!.. Ада, все говорят: под настроение. Потом отвязаться не могут... „Wills"? Пачка красивая... Нет, что ты! Тренер меня убьет, если запах увидит. И вообще зачем?.. Да-а... Знаешь, дед-Петросов умер. Зимой еще...

Самвел.

— Подожди! Не дергайся! Кефир намажу — не будет жечь. Ада, это не спина — это пожарная машина! Ты зачем на песок вылез?! Что, не знал — это тебе Бузовны, это тебе не ваше солнце! Отвык он, ада! Отвык — сиди в беседке! Окунулся -—ив беседку... Не шипи — ты мужчина или кто?! Как маленький! Меня не было — к беседке тебя привязать, чтобы не высовывался... Вы куда на пляже с Томкой сбежали?.. Мы сбежали?! Ада, это вы сбежали!.. Стой, еще спину намажу!.. Томка? Ты зачем встала?.. Нет, ада! Мы не ругаемся. Это он обгорел и кричит. А я кричу, чтобы он не кричал... Иди, спи, я сказал!.. Видишь — слушается... Правильно слушается. Женщина должна слушаться. Взгляд должна понимать. Пальцем не тронуть — просто посмотреть. И она должна сразу понимать и слушаться... Ты вообще свою жену ударял? Нет?.. А надо было...

— Что?!

— Ничего. Смотри — твой отец смотрит. Иди, а то обидится. Скажут: к кому приехал — к нам или к Самвелу?!

— Что ты сказал?!

— Сказал: иди, а то обидятся.

— Нет! До того. Что ты сказал?!

— Ничего!..

Ничего больше Самвел не сказал тогда. Ничего — про Вику. Которая остаток дней в Баку провалялась со своим новым большим горем на почве перегрева в пляжных дюнах Бузовнов. Где мы потерялись. С Томкой. И Самвел с Викой...

Спины. Спины. Спины. Спины...

— Вы вообще где были?!

А вы вообще где были?!

„ ...Тогда я вообще плюнула на все! У меня ведь тоже самолюбие есть, как-никак!.. “

Так ни черта я и не понял тогда. Сделал вид, что не понял. Сам себе сделал вид.

Отвлек, называется, Вику! От „щенков", от „макаронов“, от „гидр“! Окунул в экзотику!..

Самвел — полутяж дзю-до, мышца на мышце. Вот это настоящий мужчина! Ах, экзотика! Одна его свадьба чего стоит! Как он про нее рассказывал! Вика ведь слышала! Это ведь прелесть, а не свадьба!

А что — я? Ну, что — я?! Ничего толком. Даже свадьбу...

Она хотела „Чайку“ — приехала раздолбанная „Волга" с шофером в обломанной фуражке, который всю дорогу анекдоты травил: приезжает муж из командировки.

Она хотела Чайковского — Мендельсона она недоваривает. И монумент с ленточной перевязью объявляет про новую ячейку, одновременно на кнопку под столом давит:

— Ув-в-важ-ж-жаем-м-мые м-м-молодож-ж-жены! — Жим! Жим!

Наконец, зазвучало. Нехотя раскручиваясь. Сначала жутким басом — скорость аппаратура набирала!

— М-м-му-у-ул-л-ля-ля-ляля-ляляля-ля!..

Мендельсон!!!

А на машину — куклу хотела французскую. В шляпе и пеньюаре, красивую такую. Не достали куклу. В последний момент. И привязали мишку без лапы и одного глаза. Какого-то гадкого цвета, серо-буро-малинового.

И шарики, которые гроздьями должны были по воздуху трепыхаться за „Чайкой11, полопались. И на скорости хлестали линяющие бока „Волги11 неприличной резиновой рванью.

В общем, очень я тогда ее обидел... Единственное, о чем на собственной свадьбе пожалела — это что она невеста. Нет, как раз в том смысле. В прямом.

„Ты вообще свою жену ударял?.. А надо было...“

Когда мы с Томкой вернулись с пляжа, Самвел с Викой уже дома сидели, нас дожидались.

— Вы где были?!

— А вы где были?!

Вика тоже обгорела вся. Особенно лицо. Особенно слева. Прямо-таки полыхает... Особенно слева. На боку, что ли, загорала? Подставив лицо солнцу? В профиль?

Тьмы низких истин нам дороже обходятся. Большой психологический практикум продолжается. Все хорошо. Все хорошо...

И даже взбесившись от многонедельной лежки и противособачьих таблеток, даже изнывшись ночами в пустоте и темноте... Закрываешь глаза. На многое. Все хорошо. Все хорошо. Никто никогда ничего не стирает — лучше подправить, приписать, дописать. Такая память. Врезается — не стереть. Остается дописывать. Так лучше. И ничего другого не остается.

И практикой подтверждено. Самой что ни на есть. Вот в школу очередной раз сваливается инспекция РОНО. А в парты глубоко врезаны слова, отнюдь не входящие в школьную программу. И закрасить буковки — они только рельефней будут. Тогда весь штат уборщиц, вооружившись колющими и режущими предметами, призвав на помощь воображение и мужскую часть педсостава, корябает парты, дописывает. Преобразует в приличные...

Все хорошо. Остальное допишем. В воображении. А если нет, если заклинания не помогают, если от этого „хорошо" становится совсем плохо, то...

Самвел с Томкой сначала вопят мне сквозь дверь:

— Какие гидры?! Какой ключ?! Открой!

А потом, когда соседи тянут шеи с нижней площадки и свешиваются с перил верхней, Самвел вопит:

— Та-а-ак!!! Понятые на местах!!! А-а-астарожна!!! — и бельмондово двигает плечом, впадая внутрь вместе с дверью.

„Сигарет курил? Сам хотел, чтобы друг был, когда трудно?"

Хотел. Курил. Как раз тогда в Баку. Сидючи с Самвелом на балконе. Тогда, правда, не было трудно, а было наоборот. И очень захотелось, чтобы так всегда было. Ведь было потому, что Самвел был рядом.

А теперь он вопит, что соревнования, что дзю-до, что он тут всем покажет! А у Томки сезон кончился в ТЮЗе!.. А замок он новый вставит! А почему я такой пятнистый?! И сейчас он, Самвел, будет злостно нарушать спортивный режим! Совсем чуть-чуть, за встречу! Чувствуешь запах?!

Еще как чувствую! И сетку набрякшую тоже вижу. Которая рухнула вместе с дверью и Самвелом...

Ничего! Он сейчас! Он еще лучше достанет! Хотя лучше не бывает! Но не хуже! Магазин хороший есть рядом?! А где?! Ада, отстань, он лучше знает — что надо, что не надо! Он сейчас! Вы пока разговаривайте!

Мы пока разговариваем. Мы с Томкой последовательно минуем неестественную естественность — неизбежное следствие долгого перерыва в общении. Потом — естественную неестественность. И находим, наконец, середину...

Потом вдруг понимаем, что Самвел запропал. Что его нет уже больше двух часов.

— Вдруг с ним что-то случилось?!

— Что с ним может случиться, Том! Просто