Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович

— Да что ты плетешь, дурак я, что ли, по-твоему?

— Давай деньги, я перевезу тебя на тот берег, и сам смотри, что там и как. Говорю тебе то, что слышал от других. Я у них не бывал и наверняка ничего не знаю.

«Нет, это не страна моих героических предков. Та славилась юнаками, великими подвигами и блистательным прошлым», — подумал я. Но рыбак своими странными ответами разбудил во мне любопытство, и я решил, что, если я побывал в стольких странах, стоит посмотреть и эту. Сговорился с ним и сел в лодку.

Рыбак перевез меня через реку, взял деньги и, как только я поднялся на берег, сразу поплыл назад.

Немного левее того места, где пристала лодка, на самом берегу я увидел высокий мраморный обелиск с высеченными на нем золотыми буквами. Я с любопытством подошел ближе, надеясь прочесть имена славных юнаков, о которых мне столько рассказывал отец. Но, к великому моему удивлению, на мраморе были вырезаны слова:

«К северу отсюда простирается страна славного и благословенного народа, которого великий бог наделил исключительным и редким счастьем: гордость страны и народа составляет то, что в его языке, по законам грамматики, «к» перед «и» всегда переходит в «ц».

Прочел я раз, прочел другой, не могу прийти в себя от удивления — что все это значит? И больше всего поразило меня то, что слова были написаны на моем родном языке.

На этом языке говорил мой отец и его предки, да и я сам на нем говорю, но страна не та; он мне рассказывал совсем о другой. Язык смутил меня, но я подумал, что могут же существовать два великих братских народа одного происхождения, говорящие на одном языке и не знающие друг друга. Мало-помалу я перестал удивляться и начал даже испытывать гордость, поскольку и мой родной язык обладал такой же прекрасной особенностью.

Я миновал крепость и направился по улице, ведущей в город, намереваясь отдохнуть с дороги в гостинице, а потом поискать заработка и, подработав, продолжить поиски родины.

Не прошел я и нескольких шагов, как вокруг меня, словно я какое-то чудище, стали собираться люди. И стар и млад, и мужчины и женщины, давя друг друга, приподнимаясь на носки и толкаясь, протискивались вперед, чтобы лучше меня разглядеть. Толпа запрудила всю улицу и остановила движение.

Люди смотрели на меня с удивлением, да и мне этот незнакомый народ показался удивительным. На кого ни взглянешь, на всех ордена и ленты{62}. Редко, и то только у самых бедных, по одному, по два, остальные же так увешаны, что и одежды не видно. У некоторых награды не умещаются на груди, и они возят за собой тачку, полную орденов за разные заслуги, звезд, лент и прочих знаков отличия.

Я едва мог продвигаться сквозь толпу окружавших меня знаменитых людей, которые изо всех сил проталкивались ко мне поближе. Стали уже ссориться, осыпать упреками тех, кто подолгу задерживался около меня.

— Посмотрели, и довольно, дайте и другим.

Каждый, кому удалось прорваться ко мне, тут же заводил со мной разговор.

Мне уже начали надоедать одни и те же недоуменные вопросы.

— Откуда ты?.. Неужели у тебя нет ни одного ордена?

— Нет.

— Сколько же тебе лет?

— Шестьдесят.

— И ни одного ордена?

— Ни одного.

В толпе раздавались возгласы, как на ярмарке, когда показывают какую-нибудь диковину:

— Эй, люди! Человеку шестьдесят лет, а у него ни одного ордена!

Давка, шум, рев, толкотня усиливались, со всех улиц бежали люди и продирались сквозь толпу, чтобы посмотреть на меня. Дело наконец дошло до драки, и пришлось вмешаться полицейским.

До этого я успел порасспросить кой-кого, за какие заслуги они получили награды.

Один сказал, что министр наградил его за самопожертвование и исключительные заслуги перед родиной: целый год в его ведении находилась крупная сумма государственных денег, а при ревизии в кассе обнаружили недостачу всего лишь двух тысяч.

— Правильно человека наградили, — говорили вокруг, — ведь он мог растранжирить все, но благородство души и патриотизм не позволили ему этого сделать.

Другой был награжден за то, что в течение месяца, пока он служил сторожем государственных складов, ни один из них не сгорел.

Третий получил награду за то, что первым обнаружил и обнародовал тот факт, что слово «книга» любопытнейшим образом начинается с буквы «к», а оканчивается на букву «а».

Одну повариху наградили за то, что, прослужив пять лет в богатом доме, она украла лишь несколько серебряных и золотых вещей.

Один удалец получил награду в связи с тем, что, совершив растрату, не покончил с собой по утвердившемуся тогда глупому обычаю, а дерзко воскликнул на суде:

— Я действовал согласно своим идеалам и принципам — таковы мои взгляды на мир, а теперь судите меня. Вот я перед вами! — и, ударив себя в грудь, шагнул вперед.

Этот, я полагаю, получил орден за гражданское мужество. (И справедливо!)

Какой-то гражданин получил орден за то, что, дожив до глубокой старости, не умер.

Кто-то был награжден за то, что за неполных полгода разбогател на поставках прелой пшеницы и всякой прочей гнили.

Богатый наследник получил орден за то, что не промотал отцовское состояние и пожертвовал пять динаров на благотворительные цели.

Да разве все упомнишь! Я удержал в памяти историю лишь одного награждения, а ведь у каждого их было несчетное множество.

Итак, когда дело дошло до драки, вмешалась полиция. Полицейские принялись разгонять толпу, а их начальник приказал подать закрытый фиакр. Меня втолкнули в фиакр, вооруженные полицейские очистили дорогу. Начальник поместился рядом, и мы куда-то покатили, толпа повалила за нами.

Фиакр остановился перед длинным, приземистым, обшарпанным зданием.

— Где мы? — спросил я начальника, признав его за такового потому, что он вызвал фиакр и сел в него вместе со мной.

— В полиции.

Выходя из фиакра, я увидел, как двое дрались у самых дверей полиции. Полицейские стояли рядом и наблюдали за борьбой, да и шеф полиции и все остальные чиновники взирали на драку с удовольствием.

— Чего они дерутся? — спросил я.

— Да ведь есть такой приказ, чтобы все скандалы совершались здесь, на глазах полиции. И знаете почему? Не может же шеф и полицейские мотаться по всяким злачным местам. Так легче и удобнее наблюдать за порядком. Разругаются двое и, если им придет охота подраться, идут сюда. А тех, что устраивают скандалы прямо на улице, в неположенном месте, наказывают.

Увидев меня, господин шеф, толстяк с седеющими усами и двойным