Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович

этого странного рассказа, или путевых очерков (право, я и сам не знаю, как назвать это сочинение с точки зрения литературного жанра, однако специалистов я не хотел спрашивать, так как они, по утвердившемуся в Сербии обычаю, без всякого сомнения, направили бы этот вопрос на обсуждение кассационного суда. Кстати сказать, это прекрасный обычай. Назначаются люди, которые должны думать по своей служебной обязанности, они и думают, а все остальные живут себе припеваючи), — так вот, автор этого странного рассказа, или путевых очерков, начинает так:

«Пятьдесят лет своей жизни провел я в путешествиях по свету. Много видел я городов, много сел, стран, людей и народов, но ничто меня так не удивило, как одно маленькое племя, живущее в прекрасном, благодатном краю. Я расскажу вам об этом счастливом народе, хотя заранее знаю, что ни одна живая душа не поверит мне ни теперь, если мой рассказ и попадет кому-нибудь в руки, ни даже после моей смерти».

Хитрец! Начав так, он заставил меня прочесть все до конца, а когда уж я прочел, мне захотелось рассказать об этом и другим. Но чтобы вы не заподозрили и меня в желании уговорить вас взяться за чтение, я сразу же, в самом начале, искреннейше заверяю, что книга не принесет вам никакой пользы и все россказни этого дядьки-писателя ложь, однако, как ни странно, сам я верю в эту ложь, как в чистейшую правду.

Вот что рассказывает он дальше.

Почти сто лет тому назад мой отец во время одной из войн был тяжело ранен, взят в плен и угнан из родных мест на чужбину, где он женился на девушке-рабыне, своей землячке. От этого брака родился я, но едва мне минуло девять лет, как отец мой умер. При жизни он часто рассказывал мне о родине, о мужественных героях, которых так много было в нашей стране, о пламенной любви к отечеству и кровавых войнах за свободу, о добродетелях и чести, о самопожертвовании, когда все, даже жизнь, приносилось на алтарь отчизны. Он рассказывал о славном героическом прошлом нашего народа и, умирая, завещал:

— Сынок, мне не суждено умереть на милой моему сердцу родине, кости мои не будут покоиться в святой земле, которую я оросил своей кровью, борясь за свободу. По воле злой судьбы не довелось мне, прежде чем я закрою глаза, погреться в лучах свободы на милой родине. Но я не напрасно пролил кровь — пламя свободы будет светить тебе, сын мой, вам, нашим детям. Иди, сынок, и, когда нога твоя ступит на родную землю, поцелуй ее, иди и постарайся полюбить ее, знай, что этой героической стране и ее народу предназначено великое будущее, иди и обрати свободу на добрые дела, чтобы отец мог тобой гордиться; не забывай, что землю ту оросила и моя кровь, кровь твоего отца, как веками орошала ее благородная кровь доблестных и знаменитых твоих предков…

С этими словами отец обнял меня и поцеловал, омочив слезами мой лоб.

— Иди, сынок, благослови тебя бог…

На этом речь его оборвалась — мой добрый отец умер.

Не прошло и месяца после его смерти, как я с котомкой за плечами и посохом в руке отправился по белу свету искать свою славную родину.

Пятьдесят лет скитался я по чужбине, по бескрайнему миру, но нигде не встретил страны хоть немного похожей на ту, о которой мне столько рассказывал отец.

Но, разыскивая свою родину, я набрел на интересную страну и людей, о которых и собираюсь вам рассказать.

Был летний день. Солнце пекло так, что мозги плавились, от сильной духоты кружилась голова, в ушах гудело, мучила жажда, глаза отказывались что-либо видеть. Весь я был в поту, обветшалая одежонка моя пропылилась. Бреду я, усталый, обессилевший, и вдруг прямо перед собой, в получасе ходьбы, вижу белый город, о стены которого плещутся волны двух рек. В меня будто новые силы влились, я забыл про усталость и поспешил к городу. Подхожу к берегу. Две большие реки спокойно несут свои воды, омывая крепостной вал.

Вспомнил я рассказы отца о знаменитом городе, где наши соотечественники пролили столько крови, и, словно сквозь сон, припомнились мне его слова о том, что город этот лежит как раз между двух рек.

От волнения у меня забилось сердце; я снял шапку, и ветер, дувший с гор, освежил мой вспотевший лоб. Я поднял глаза к небу, упал на колени и воскликнул сквозь слезы:

— Великий боже! Вразуми меня, выслушай молитву сироты, блуждающего по свету в поисках отечества, родины своего отца! — Ветерок продолжал дуть с возвышавшихся вдали голубых гор, небо хранило молчание. — Скажи мне ты, добрый ветер, что дуешь с голубых гор, правда ли, что это горы моей родины? Скажите вы, добрые реки, правда ли, что с гордых стен знаменитого города вы смываете кровь моих предков?

Все немо, все молчит, но сладостное предчувствие, какой-то тайный голос говорит мне: «Это страна, которую ты так давно ищешь!»

Вдруг шорох заставил меня встрепенуться: у берега, чуть подальше, я увидел рыбака. Лодка его уткнулась в берег, а сам он чинил сети. Охваченный волнением, я не заметил его раньше. Я подошел к нему и поздоровался.

Молча взглянув на меня, он опустил глаза и продолжал свое дело.

— Что это за страна виднеется вон там, за рекой? — спрашиваю я, дрожа от нетерпения.

Он пожал плечами, удивленно развел руками и процедил сквозь зубы:

— Да, есть там какая-то страна.

— А как она называется?

— Вот уж этого я не знаю. Вижу, что есть там страна, а как она называется, не интересовался.

— Сам-то ты откуда?

— Живу вон там, с полчаса ходьбы отсюда. Там я и родился.

«Нет, это не земля моих предков, не моя родина», — подумал я, а вслух спросил:

— Так что же, ты совсем ничего не знаешь об этой стране? Разве она ничем не знаменита?

Рыбак задумался, выпустил из рук сети, что-то, видимо, припоминая. Долго молчал, а потом изрек:

— Говорят, там свиней много.

— Неужели она известна только свиньями? — удивился я.

— Есть там еще много глупостей, но меня это мало интересует! — безучастно произнес он и опять принялся чинить сети.

Ответ мне был непонятен, и я опять спросил:

— Каких глупостей?

— Всяких, — отозвался он со скучающим видом и равнодушно зевнул.

— Свиньи да глупости?! И больше ты ни о чем не слышал?..

— Говорят, кроме свиней, у них много министров и на пенсии, и в запасе, но их не вывозят. Вывозят только свиней.

Я решил,