Туман над рекой - Доппо Куникида

– Что мне у совести спрашивать? – вдруг тихо, с издевкой спросил Горо и с угрожающим видом сел на нос лодки.

– Дурак! – я так разозлился, что просто обругал его. – Поди прочь! Дубина!

– Ну да, зато вы умный. Вы-то все знаете, и что барышня скоро в Корею уедет, небось, тоже знаете.

– Что? О чем ты? – закричал я, почти совсем забывшись.

– Ха, да вы точно знаете, что гость, который жил тут до вас во флигеле, женится на барышне, знаете же!

– Что ты несешь?! И что из того, даже если я знал бы, что из того, болван?! – крикнул я, совсем разозлившись.

– Через десять дней он приедет из Осаки, тогда-то и поймете, кто из нас умный, кто дурак, ха! – он был невероятно спокоен.

– Пошел прочь! Уходи! – в бешенстве я вскочил с места, сжимая в руке трость.

– И правда, пойду спать, – насмешливо сказал он, выбрался из лодки и, держась за борт, снова повернулся ко мне. – Вы вроде спрашивали, кто мне барышня?

– Замолчи! Пошел вон! – закричал я, глядя на него сверху вниз.

– Ха! Так я скажу, она моя любовница!

– Что?! – я обрушил трость, как молнию, прямо на плечо Горо.

– Больно же, – голос Горо звучал сдавленно, то ли от боли, то ли от сдерживаемого гнева. Отступив на несколько шагов назад, он бросил на меня гневный взгляд. – Ха! – снова ядовитым голосом хмыкнул он, широкими шагами выбрался из воды и скрылся во тьме.

Как только бросил трость, у меня сразу же закружилась голова, и неверным шагом я, словно во сне, вернулся во флигель.

17

Положение дел изменилось в корне.

На следующий день ранним утром я, сославшись на внезапные срочные дела и оставив Коити, поспешно вернулся к тетушке. Я ничего не стал ей рассказывать и под предлогом, что хочу навестить старых друзей, сразу же переоделся в дорожное, сел на поезд на станции Табусэ и поехал на запад. Билет я взял до Токуямы, но совершенно не думал, что буду делать, к кому пойду и куда отправлюсь дальше, когда сойду с поезда. Мне просто хотелось как можно скорее сменить обстановку.

Как же все переменилось! Каких-то десять дней назад я в радостном предвкушении смотрел в окно поезда, рисуя в воображении разнообразные картины, а теперь, охваченный стыдом, гневом, смятением и бесконечной печалью, рассеянно опустился на сидение в вагоне.

Я изо всех сил старался ни о чем не думать. Поначалу не смотрел в окно, не читал газету – просто сидел с закрытыми глазами, – но со временем овладевшая мною печаль обратилась унижением и обидой, которые переполнили мою душу так, что, казалось, кровь в жилах – и та обратилась вспять. В конце концов мне стало не под силу сдерживать эти чувства, и, пытаясь хоть как-то их унять, от безнадежности я купил на одной станции газету, а на другой вышел на платформу и с минуту прогулялся.

Из Токуямы я отправился в Бакан, где остался на два или три дня и пил с другом, который служил в местном суде; потом перебрался в Ямагути, прожил там с неделю, то навещая старых друзей, то собираясь с ними компанией, после этого поехал в Хаги, а из Хаги – обратно в Ямагути. И так больше двух недель я провел за выпивкой, беседами и игрой в го.

Что я получил от этого? Ничего. Только проросшие во мне от недостатка сна и обильных излияний бурные чувства и вульгарные желания. Что бы стало со мной в конце концов, продолжай я в том же духе?!

Вечером того дня по возвращении из Хаги в Ямагути у меня болела голова и я, не отдохнув с дороги, отправился прогуляться по широкой дороге у подножия Камэямы. Я брел в вечернем сумраке и оказался у здания средней школы. Как раз начались летние каникулы, и ворота школы не запирались, в окнах общежития не горел свет, просторное здание и внутри, и снаружи погрузилось в тишину. Четырнадцать лет назад и я учился в этой школе! Некоторое время я стоял и смотрел на черный силуэт Камэямы, и вдруг душу пронзила какая-то невыразимая грусть, и я молча плакал, прислонившись к ограде.

На следующее утро я уехал из Ямагути. Твердо решил ненадолго вернуться в родные места, повидаться с тетушкой и сразу же отправиться обратно в Токио. Тайный подарок, который я по своему малодушию так и не вручил Аяко – что это было, я не скажу, – так и лежал на дне дорожной корзины, пока в ночь перед отъездом из Ямагути я не разорвал его на клочки.

18

Сколько еще судьба будет играть со мной?

Аяко умерла, да к тому же трагической смертью. Я слушал, как тетушка рассказывает об этом сквозь слезы, и отказывался ей верить.

Согласно словам тетушки, через пять дней после того, как я покинул дом Огава, вернулся из Осаки корейский гость, сразу же состоялась помолвка, ударили по рукам; спустя три дня гость должен был отправиться назад в Пусан, а Огава вместе с Аяко – поехать вместе с ним в Корею, где и решено было устроить пышную церемонию и отпраздновать свадьбу. За день до отъезда на прощание с родными местами Огава собрал всю семью, и, погрузившись в две лодки и взяв с собой сакэ и угощение, они поехали на взморье Канадэ. Разумеется, гость из Кореи был с ними.

Около трех часов пополудни небо оставалось ясным, но вдруг подул сильный ветер, и море вдали побелело. Но местные привыкли к тому, что здесь море бывает бурным, не обратили на это особого внимания и продолжили развлекаться. Между тем волны становились все выше и выше, пока не начали яростно захлестывать все взморье. Стало ясно, что пора возвращаться, и гребцы подвели лодки к рифу. Лодки сильно качало, но глубина позволяла подвести их к самому рифу, и всех, начиная с детей, начали усаживать: Горо уже находился в лодке и помогал забираться остальным. Лодка то и дело ударялась носом о скалу и качалась вверх-вниз, так что посадка вышла трудной. Настала очередь Аяко. Когда она взяла Горо за руку, по какому-то стечению обстоятельств он поскользнулся, и оба полетели прямо в воду. Испугавшись, хозяин нырнул следом, но было слишком поздно. Тела их выловили порознь.

Вот и все. Горо был хороший пловец, и, по моим соображениям, не будь он пьян, оба бы спаслись.

Я никак не мог поверить, что все это произошло на самом деле. Закончив рассказ, тетушка спохватилась и передала мне письмо от Аяко. Оно гласило:

«Я знаю, в чем причина вашего внезапного отъезда. Той ночью я плакала до рассвета. Но не смогла ничего вам рассказать. Обо всем вам расскажет моя старшая сестра. Перед отъездом в Корею я хотела еще раз увидеться с вами, но этому не суждено исполниться. Берегите себя, смиренно желаю вам добиться успеха в жизни. Прошу вас, не забывайте меня как можно дольше».

Когда я дочитал письмо, во мне проснулось страшное подозрение. Что, если Горо меня тогда обманул?

– Тетушка, когда пришло письмо?

– На следующий день после твоего отъезда, его принес слуга, сказал передать тебе, когда ты приедешь.

Я сразу же отправился в дом Огава.

Хозяин рассказал мне то же самое, что и тетушка. Кажется, он тоже не верил в произошедшее. Я знал, что за этим кроется какая-то страшная правда, но что это за правда – не понимал. Одно подозрение за другим всплывало у меня в душе. Я попросил Цуюко отвести меня на могилу Аяко. Цуюко словно ждала от меня этой просьбы, и мы сразу же вышли из дома.

Могила находилась на невысоком холме, на кладбище, где покоились поколения семейства Огава. Обогнув холм, мы миновали каменный мост над речкой с песчаным дном и прошли по узкой тропинке, окруженной с обеих сторон стеблями мисканта в человеческий рост, поднялись по склону и оказались на кладбище. Оно было обращено на восток, и все окрестности лежали внизу как на ладони.

Всю дорогу мы с Цуюко не обменялись и словом. Цуюко подошла к свежей могиле, на которой стояла пока только деревянная табличка, поклонилась ей и уступила место мне. Я едва мог смотреть на могилу.

– Минэо-сан, присядьте сюда, – Цуюко смахнула сор с камня у корней сосны.

– Так что же случилось? Я ничего не понимаю, – первым начал я разговор.

– Вы ведь видели ее письмо?

– Видел.

– Я и представить себе