Туман над рекой - Доппо Куникида

там говорите? – спросила она недовольно.

– Говорю, мол, жизнь – это самое главное, разве не так? Ну да вечер сегодня такой, будто смерть за кем-то собралась, так тут лучше домой пойти, успокоиться да подумать.

– О чем это вы?

– Да и вообще, лучше уж попробовать в другой раз. Помирать, так в лунную ночь приятнее будет.

– Да сколько можно! – сказала дочь и поспешно убежала в комнату.

– В другой раз, в другой раз. Так оно лучше будет. Ну, бывай, – сказал хозяин, пошатываясь, вышел из уборной, лег у жаровни и сразу же захрапел.

– Переехать бы уже отсюда поскорее, жуткое место. Ничего здесь хорошего не выйдет, да, О-Кику? – мать взялась за шитье и с сонным видом добавила, что пора бы уже ложиться, завтра вставать рано.

– И правда, – по лицу дочери было видно, что она так не думает.

– Сегодня утром уже третий человек за месяц. Несчастливое, видать, место этот переезд.

Дочь молчала и беседу не поддерживала. Они молча работали, но рука матери то и дело останавливалась, она начала клевать носом и наконец задремала. Дочь притворялась, что не замечает этого, но через некоторое время поднялась и вышла в переднюю. Передняя дверь была приоткрыта на пару сун; она тихонько открыла ее, высунулась наружу, огляделась по сторонам и быстро вышла на улицу. Под краем крыши ее ждал тот самый парень, которого вчера отправила к О-Кику О-Умэ.[39]

– Это ты, Исо-сан? Что же ты тут стоишь, заходи, – прошептала девушка.

– Странно будет, если зайду ни с того ни с сего, сегодня не сто́ит. Да и твой отец сказал прийти в другой раз, – улыбаясь, ответил тот.

– Так это ты был? А я думала, что он такое болтает. Ну заходи же, никто не рассердится.

– В другой раз приду. А если буду тут болтаться, опять подумают, что кто-то собрался броситься под поезд, – с этими словами он собрался уходить.

– Вот люди дураки, – девушка собралась было добавить что-то еще, но тут мать сонным голосом позвала:

– О-Кику, пора спать, запри дверь.

– Вроде тучи разошлись, скоро прояснится, – соврала О-Кику.

– А ты что, на улице? Что ты там делаешь? Запирай дверь скорее, – сердито сказала мать.

– Тут звезды видно, – девушка пожала плечами, посмотрела на парня и улыбнулась.

– Иди домой скорее, – сказал парень и торопливо зашагал в сторону переезда. Скоро он совсем скрылся из виду. Высунувшись за дверь еще раз, девушка посмотрела на небо, но то так и не прояснилось. Мелкий дождь капал за шиворот, и О-Кику, тихонько пробормотав: «Какие уж тут звезды?» – громко захлопнула дверь. В доме сразу же воцарилась тишина.

Первая любовь

Мне было четырнадцать лет. Предположим, в моей деревне жил старик, которого звали учитель Осава. Нет, он и правда там жил, но все же предположим.

Старик этот отличался страшным упрямством, и, хоть он и был блестящим знатоком китайских текстов, понятно, почему никто не хотел иметь с ним дел. При любом случае он сразу же вступал в спор с местными крестьянами, поэтому его уважали, но сторонились, едва увидев старика на узкой меже посреди полей, стремились обойти его за целый тё; он словно ожидал этого и, все меньше и меньше обращая внимание на людей, махнув на них рукой, просто прогуливался по деревне.

Его дом был меньше чем за три тё от нашего, у подножия горы. Домик был маленький, всего на две комнаты, но не лишенный изысканности, а в саду вокруг него росли всевозможные деревья и цветы. В то время он жил там со слугой лет сорока и двенадцатилетней внучкой; со стороны казалось, что жизнь их текла скучно и уныло, но на самом деле это наверняка было не так.

В тот день я гулял один и как раз поднялся на холм прямо возле дома старого учителя. Без всякой задней мысли посмотрел вниз и увидел, как старый Осава, не подозревая, насколько я сейчас близко, сидит под сосной и увлеченно что-то читает. Внучка расположилась рядом с ним и смотрела куда-то далеко в сторону моря. Услышав мои шаги, она обернулась, увидела меня и широко улыбнулась. Увидел меня и учитель. Со своим обычным суровым видом он спрятал книгу за пазуху.

В то время я был первым сорванцом в школе, нахальства мне было не занимать, и, хоть я и был еще ребенком, меня раздражало чванство учителя Осавы. «Вот устрою однажды упрямому старикашке!» – дерзко думал я.

– А что это вы читаете? – спросил я.

– Тебе-то какое дело, даже если и узнаешь? – ответил он низким сильным голосом, словно отталкивая меня.

– Мне нравится «Мэн-цзы», вот и спросил, – поддел я его, так как знал, что старик постоянно нападал на «Мэн-цзы» и даже заявлял, что из всего Четверокнижия «Мэн-цзы» никогда не будет в его доме.

– Ха, значит, «Мэн-цзы» нравится?

– Да, очень нравится.

– И кто тебя научил? Кто его тебе подсунул?

– Отец.

– Ну значит, дурак твой отец.

– Это почему? Вообще-то невежливо чужого отца ни с того ни с сего называть дураком! – рассердился я.

– Молчать! Вот нахал! – закричал старик, гневно сверкая глазами.

В этот момент сидевшая рядом внучка вдруг потянула старика за рукав.

– Дедушка, пойдемте домой, пойдемте, – ласково сказала она.

– Это грубо, вообще-то! Очень грубо! – закричал я, демонстрируя свою храбрость и не обращая внимания на девочку.

Старик поспешно вытащил из-за пазухи книгу, и – что бы вы думали! – это оказалась «Мэн-цзы»!

– На, прочитай вот это! – он развернул книгу на странице, где говорилось: «Государь смотрит на подданных как на лошадей и собак, подданные же смотрят на государя как на хозяина…» – и так далее.

Я ожидал чего-то подобного, поэтому пробежал страницу глазами и крикнул:

– Ну и что это?

– Да ты японец?

– А если и не японец, то что?

– Тогда ты просто варвар, скотина безмозглая! А если японец, слушай внимательно: государь, даже если он не на троне, должен иметь подданных, не может их не иметь – так учат просвещенные правители древности. Государь должен быть благодарен подданным за службу, а подданные должны преданно служить государю – так учит Конфуций. Ну что, все еще нравится «Мэн-цзы»?

Признаться, это загнало меня в тупик, и я сразу же бросил в ответ:

– А зачем вы его тогда читаете?

Кажется, этот вопрос смутил уже учителя, и я, воспользовавшись его замешательством, продолжил нападать:

– Не все же, что говорит Мэн-цзы, плохо. У него полно полезных наставлений, их-то я и люблю. Вы ведь тоже так считаете, учитель? – поддел я.

В этот момент внучка снова потянула его за рукав и попросилась домой. Старик тихо поднялся на ноги и бросил на прощание:

– Не следует тебе говорить так дерзко; поймет ли такой юнец, что полезно, а что нет? Приходи ко мне вечером, расскажу тебе кое-что.

И вместе с внучкой ушел вниз по склону.

Я так и не понял, удалось мне уязвить высокомерного старика, или, наоборот, он меня переспорил. В итоге я решил, что все же смог его немного задеть, вернулся домой и обо всем рассказал отцу. Отец жестоко меня выбранил, приказал сегодня же вечером пойти и извиниться перед стариком и укорил за то, что позорю старших.

В тот вечер я впервые пришел в дом учителя Осавы, и извиняться мне не пришлось: учитель был добр ко мне, о многом рассказывал, и неожиданно этот старик начал мне нравиться. Мне даже показалось, будто он мой собственный дедушка.

После этого я стал заходить к нему почти каждый день. Сразу из школы забегал к нему, и старик с внучкой Айко радушно меня встречали. Дом учителя оказался совсем не таким мрачным, каким выглядел со стороны, наоборот, в нем было вполне весело: слуга Таскэ постоянно шутил; в Айко, видимо из-за того, что она не ходила в школу, не было ни капли неискренности – обаятельная, славная девочка; старый учитель же вел себя просто как добрый дедушка. Спустя месяц, после того как я начал к ним ходить, с меня как ветром сдуло все мое нахальство.

Сколько раз, пока старик