Богиня - Юкио Мисима

– Что?

Сюго потрясенно застыл.

– Ах, так ты не знал? – бросила Ёрико и продолжила путь вверх по лестнице. Знала, что муж поднимается следом.

Сколько лет прошло с тех пор, как Сюго сидел в спальне жены, не желая немедленно вскочить и уйти. Ёрико не торопилась – она праздновала победу. Открыто злорадствовать было незачем. Вполне достаточно спокойно, как монах, который рассказывает о сокровищах старого храма, изложить информацию, с удивительной любезностью собранную тайным агентом – Икаругой Хадзимэ.

Во время рассказа жены у несчастного отца в ушах все время стоял отчаянный крик Асако, который вырвался у нее во время конной прогулки в Каруидзаве в ответ на его предложение поговорить с Сюндзи: «Нет, не нужно! Пожалуйста, только не это!»

Значит, Асако узнала тайну Сюндзи, ведь примерно тогда она внезапно изменилась. Как же она страдала! Какие унижения вынесла его гордая дочь из-за какой-то там любви! Сейчас она сидит на стуле в ночном клубе, радуясь уже тому, что находится рядом с возлюбленным. Душа ее постоянно болит от ревности и позора, но она не в силах расстаться с ним и делает вид, будто ей ничего не известно, не может бросить правду ему в лицо. Какая горькая участь! Не о таком будущем Сюго мечтал для своей дочери.

Ёрико невозмутимо разложила документы, которые должны были без жалости сразить того, кому предназначались, – фотографии ребенка, женщины, письма, – и тоном докладчика на презентации начала:

– Вот фотография пятилетнего ребенка. Такой милый мальчик, вылитый отец. А это фотографии его матери. Говорят, изволит служить в баре. – Ёрико специально выразилась крайне вежливо. – Их отношения с господином Сюндзи начались за год до его отъезда за границу. А это фотография другой его содержанки, она появилась сразу после его возвращения из Америки. Есть и еще…

– Зачем? – в ярости закричал Сюго. – Зачем ты все это собрала?!

– Ради Асако. Это мой материнский долг. Отец до такого не додумается, ведь для него Асако – прежде всего дочь, получившая уготованное им воспитание.

Сюго долго молчал. Ёрико наслаждалась его молчанием и нисколько не боялась. Она знала, что своим ударом лишила его гнев силы.

– Что Асако собирается делать завтра?

– Говорила, подруга пригласила на чай по случаю дня рождения.

На следующий день, в воскресенье, парило так, будто вернулось лето. С утра периодически накрапывал дождь, а после мокрые кустарники в саду купались в лучах неожиданно жгучего солнца.

Асако не находила себе места в ожидании того, как Икаруга Хадзимэ воспримет известие о ее помолвке: легко отпустит или разозлится и ответит грубой выходкой. Ей было просто необходимо еще раз сходить к нему в мастерскую, даже если это окажется напрасным. Поэтому под предлогом дня рождения подруги Асако, нарядно одевшись, после полудня вышла из дома.

«Жаль его. Из-за меня у него сломана жизнь, заброшена работа».

А чем в сравнении с этим пожертвовал Сюндзи? Что может быть в союзе Сюндзи и Асако, кроме унылого умножения плюса на плюс?

Рядом с Сюндзи Асако всегда помнила о своей красоте, но тут же забывала, стоило ей подумать о Хадзимэ. После долгих размышлений у нее возникла безумная мысль – она была бы счастлива, если бы ее тоже сбила машина. Когда из-за поворота к холму, на котором находилась мастерская Хадзимэ, без сигнала выскочил шикарный автомобиль, она подумала: «Вот бы он меня сбил».

Мрачный дом художника был погружен в тишину. Старая служанка, постоянно извиняясь, повторяла:

– Еще не вернулся. Я так волнуюсь, так беспокоюсь, где он, что с ним…

– Мне обязательно нужно его увидеть. Как это сделать?

– Никак…

И тут обострившийся слух Асако уловил в мастерской памятный звук: тихий скрип кресла и безжалостный механический стук протеза.

– Он здесь!

Скинув туфли, она шагнула через порог.

– Барышня, стойте, туда нельзя!

Служанка так настойчиво старалась ее остановить, что сразу стало понятно: Хадзимэ дома.

Асако распахнула дверь в мастерскую.

Со стеклянного потолка, пронзая навес от солнца, падал яркий свет. Икаруга Хадзимэ, опираясь на трость и слегка сутулясь, стоял посреди комнаты.

– Зачем пришла? У тебя больше не должно быть ко мне никаких дел.

Не отводя от него взгляда, Асако закрыла за собой дверь.

– У меня есть дело.

– Как всегда, думаешь только о себе.

Асако приблизилась к Хадзимэ.

– Какое у тебя дело?

– Хотела тебя увидеть.

Хадзимэ сделал вид, что тронут слезами в ее глазах.

– Умеешь ты удивлять людей. Так что случилось?

С Асако будто сняли прекрасную застывшую маску театра но – ее лицо пылало, преображенное страстью, что полностью противоречило наставлениям Сюго. Однако эта искренность и делала ее самой красивой в мире.

– Я влюбилась.

Калека протянул руку, коснулся ее плеча:

– Как? В кого?

Молчание Асако в ответ на его вопрос обрадовало Хадзимэ, и он мягко произнес:

– Не говори глупостей. Такого в нашей жизни быть не может.

Но Асако молча смотрела ему в грудь. Внезапно художник обнял ее с беспощадной силой, будто орел крыльями. И, прежде чем коснуться губ, впился жадным поцелуем в стройную шею.

Нагахаси Сюндзи позвонил по телефону будущий тесть Киномия Сюго и в категоричной форме потребовал, чтобы во второй половине дня молодой человек явился в дом семьи Киномия. Сюндзи не привык подчиняться приказам, но из свойственной ему беспечности согласился. Сюго сказал, что высылает за ним машину, но Сюндзи приехал на своей.

Глаза у Сюго после бессонной ночи покраснели, виски ломило, порой сводило скулы. Он распорядился, чтобы Ёрико не входила в гостиную, а прислуге велел подать чай и потом не появляться – не появляться, пока не позовут.

Сюндзи был в яркой, удобной для выхода в жару футболке. Раздраженный из-за того, что его заставили изменить планы, он нарочно решил предстать перед Сюго в таком виде.

Под слепящим солнцем крыша показавшегося на холме дома семьи Киномия выглядела черной и угрюмой.

Стоило Сюндзи увидеть ее через лобовое стекло, как его охватило дурное предчувствие. Это место показалось ему не домом Асако, а мрачным замком, где жили истеричная женщина с большим ожогом на щеке и ее напыщенный муж.

Сюндзи провели в полутемную тридцатиметровую гостиную, единственную в доме комнату в европейском стиле. Комната, обставленная исключительно по вкусу Сюго, для вернувшегося из Америки молодого человека выглядела вычурной, заплесневелой, карикатурным подражанием викторианскому стилю. Сюндзи решил, что, когда Сюго умрет, он убедит Асако поскорее продать этот старый дом. Юноша был приверженцем психоанализа и верил, что с помощью подобных методов можно развеять любые иллюзии. По его мнению, человек,