Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

Один я вполне мог рассчитывать на успех. Спутницы же мои явно обрекали побег на неудачу… Итак, я оставил всякие колебания, отогнал прочь сомнения и решил немедленно приступить к осуществлению задуманного. Таким образом я пытался заглушить угрызения совести, начинавшие было тревожить мое сердце, ведь я бесчеловечно отказался помочь двум несчастным девушкам, страдавшим, как и я, в застенках инквизиции.

Дождавшись полуночи, я проверил ширину проделанных в решетке отверстий и убедился, что уже могу вполне свободно вылезть через окно. Тогда я привязал изготовленную из простыней веревку к неперепиленному пруту, выбрался из окна и соскользнул по веревке вниз, в расположенный под моим окном дворик. Здесь меня подстерегали новые опасности. Предстояло преодолеть ограду — совершенно прямую и высокую, примерно в двадцать футов, стену. Никаких вспомогательных средств вокруг себя я не видел, да и что можно было различить на совершенно неосвещенной площадке, похожей на какую-то подземную бездну? Горькое раскаяние охватило тогда мою душу, ибо наказанием за столь безрассудный поступок конечно же будет смерть, рисовавшаяся в моем воображении в самых разнообразных видах. А с какой жестокостью обманул я двух женщин, надеявшихся получить от меня помощь! Теперь я сожалел о своем недостойном поступке, сердце мое разрывалось от печали. Я уже хотел подняться обратно.

И тут я случайно нащупал какую-то лестницу.

«О Небо! — возликовал я. — Вот оно, мое спасение! Очевидно, божественный промысл позаботился об успехе задуманного бегства, Господь вызволит меня из этого мрачного застенка, надо только подчиниться его воле и действовать решительно».

Схватив драгоценную лестницу, я приставил ее к стене. Выяснилось, что высота лестницы в половину меньше. Какое разочарование! Но счастливая звезда не оставила меня и на этот раз. Осмотревшись, я обратил внимание на навес, до которого, по моим подсчетам, я прекрасно мог добраться при помощи лестницы. Задумано — сделано, и вот я уже на этом навесе. Подтянув лестницу, я приставил ее к стене. Еще одно усилие — и мне удалось подняться на верх стены. Но разве это успех? Теперь нужно было спуститься вниз, и, естественно, рассчитывать на какие-то подсобные средства не приходилось. Стена оказалась достаточно широкой, так что я прошелся по ней кругом. Внимательно вглядываясь в окрестности, я подыскивал для спуска наиболее удобное место. Наконец я увидел какую-то узкую улочку, примыкавшую к тюремной стене. Там была свалена огромная навозная куча высотой примерно в один туаз. Не раздумывая, я бросился вниз и, благополучно спрыгнув, оказался на улице. По счастью, во время побега я не получил никаких телесных повреждений. Вы прекрасно понимаете, что теперь приходилось полагаться лишь на ловкость и быстроту своих ног.

Беглец, вырвавшийся из застенка инквизиции, нигде в Испании не может рассчитывать на помощь. Королевство это кишит верными прислужниками гнусного трибунала, всегда готовыми apeстовать несчастного, как бы далеко он ни убежал. «Святая Эрмандада» действует быстро, трудно спрятаться от ее бдительных взоров.

Негодяи, работающие на «Святую Эрмандаду», повязаны круговой порукой; не жалея ни сил, ни денег, они пойдут на любую подлость, лишь бы задержать несчастную жертву инквизиционного трибунала, чтобы затем передать ее палачам. Зная о существовании столь опасного сообщества, я решил как можно скорее покинуть территорию Испанского королевства, напрячь последние силы, но добраться до французской границы.

Итак, я бросился в бегство. В бегство! И от кого, Боже праведный? Чье доверие я вероломно обманул? И кто была та очаровательная девушка, ради спасения которой верная подруга напрасно взывала к моему великодушию? Кого я предал, от кого бросился в бегство?..

Леонора, моя дорогая Леонора! Судьба в третий раз свела нас, а я отказался содействовать твоему освобождению и оставил тебя во власти чудовищ, несравненно более опасных, чем венецианцы или мерзкие каннибалы…

И вот, не жалея сил, я снова стремительно удалялся от моей возлюбленной.

— Ах! Ну надо же! — воскликнула госпожа де Бламон. — Да с вами случилось величайшее несчастье. Полагаю, что теперь мы не будем верить в разные там любовные предчувствия… О сударыня, — продолжала она, прижав к груди прелестную супругу Сенвиля, — слова вашего мужа заставляют нас с неменьшим нетерпением ожидать рассказа и о ваших приключениях — верно, они окажутся такими же интересными!

— Дайте же господину де Сенвилю возможность закончить его повествование, — вмешался граф де Боле, — ужасно трудно иметь дело с женщинами: любопытство, по-видимому, причиняет им какой-то нестерпимый зуд. Господа, вы понимаете, нашим женщинам просто хочется выговориться.

— Но кто теперь мешает нам слушать продолжение рассказа? — учтиво обратилась к графу Алина. — По-моему, только вы один.

— Допустим, — признал ее правоту господин де Боле. — Но если кто-нибудь из вас еще раз прервет рассказчика, я тотчас же увезу Сенвиля и Леонору в Париж, так что вы никогда не узнаете, чем закончилась их история.

— Ну и ну! — рассмеялась госпожа де Сенневаль. — Давайте же слушать молча: наш генерал непременно сдержит свое слово. Продолжайте, господин де Сенвиль, продолжайте, прошу вас, мне хочется узнать, как вам удалось встретиться с дорогим объектом всех ваших тревог и забот.

— Увы, сударыня, — опять взял слово Сенвиль, — но между моим бегством из тюрьмы и нашим счастливым воссоединением произошло крайне мало интересных событий. Понимая, что вам не терпится поскорей услышать историю Леоноры, я попытаюсь быть краток.

По испанским дорогам я старался идти очень быстро и обходить стороной города и пригороды. Ночевать мне приходилось в открытом поле. Когда мне навстречу попадался какой-нибудь местный житель, я выдавал себя за французского дезертира. На шестой день быстрого передвижения я перешел через горы. Увидев, в каком состоянии я добрался до По, вы, конечно, прослезились бы. В По я почувствовал себя несколько спокойнее: денег у меня оставалось достаточно и я мог устроиться там наилучшим образом. Однако многочисленные злоключения довели меня до болезни, в мирной обстановке опасно обострившейся. Сняв у каких-то горожан на краткое время дом, я намеревался там отдохнуть и набраться сил, но вскоре свалился в постель с жестокой лихорадкой и в течение недели находился между жизнью и смертью. По счастью, дом я снял у людей порядочных, которые отнеслись ко мне предупредительно и заботливо, за что я всегда буду им искренне благодарен. Выздоравливал я почти четыре месяца, и все это время, разумеется, не помышлял о возвращении на родину.

В конце лета я приобрел карету и вместе со вновь нанятыми лакеями на почтовых доехал до Байонны. Здоровье мое еще не окрепло настолько, чтобы перенести столь утомительное путешествие, поэтому я вынужден был отказаться от почтовых лошадей и добирался до Бордо