Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович

знает, как из пол-аршина намерить аршин, только ведь этого мало! «Маловато», — говорят наши газды. Оттого он и послал своих сыновей в ту вашу терезиянскую школу, хоть у нас и свои школы есть. А когда его детки, почтенный господин, переймут вашу науку, поднаберут у вас планов, списков и протоколов да возвернутся домой, туго вам придется! Уйдет от вас Босния, уйдет, будто никогда вы ею и не владели! Точно говорю, ей-богу, и слезы мои вам не помогут! Я ведь, милый ты мой, крови своей не пожалел бы для славного суда и всемилостивейшего правительства нашего, оттого вам про это и рассказываю. А вы нынче же пошлите депешу, чтоб деток этих отчислили из той вашей школы, что терезиянской зовется.

С у д ь я. Не понимаю я этого человека!

П и с а р ь. А по-моему, господин судья, он не в своем уме.

Д а в и д (с презрением посмотрев на писаря). А ты как будто в своем уме! Как же это ты можешь, милок, утверждать, будто я не в своем уме! Я вот о тебе никогда не слыхал, да и видеть тебя раньше не доводилось, а могу сказать, как тебя зовут. Давай об заклад биться! Пусть мне голову снесут, если не угадаю!

С у д ь я (обращаясь к писарю). Вы, сударь, вчера прибыли?

П и с а р ь. Да, вчера.

С у д ь я. И никогда раньше с этим человеком не встречались?

П и с а р ь. Никогда! Ни я его, ни он меня никогда раньше не мог видеть.

С у д ь я. Ну, Давид, скажи, как зовут этого господина? Угадаешь, мы твоего барсука сразу осудим, не угадаешь — убирайся вон!

Д а в и д. Угадаю или не угадаю, все равно вы должны этого злодея и вора осудить по закону! Я хочу только, чтоб малый понял, что я в своем уме.

С у д ь я. Хорошо, хорошо, Давид, я согласен! Если угадаешь, то я строже осужу твоего злодея. Ну так как зовут господина?

Д а в и д (садится на стул, надевает шапку, потом не торопясь встает, снимает ее и протягивает писарю руку). Добрый день, господин Дане или…

С у д ь я (крайне удивлен). Феноменально! Угадал!!

П и с а р ь. Ему, видать, сам черт помогает. И правда угадал!

Д а в и д (горделиво и чуть-чуть с насмешкой). Конечно, угадал, а вы что думали…

С у д ь я. Ну и ну! Этот мужик для меня просто загадка! Но откуда ты знаешь, что этого господина зовут Дане? Тебе кто-то сказал или ты где-то слышал?

Д а в и д. Немало я, господа мои, походил по белу свету, из разных печей хлеб ел, из многих ключей воду пил. Всякого народу повидал и приметил, между прочим, что ежели, скажем, пойдешь вниз через Лиевче, что под Баня-Лукой, там почитай каждого второго зовут или Четое, или Недо. А ежели пойдешь вверх к Гламочу и встретишь человека, смело кричи: «Бог в помощь, Савва!» Там, наверху, они почитай все Саввы. А занесет тебя в скалистую каменистую Лику, сымай шапку и кричи: «Добрый день, Дане!», или: «Добрый день, Мане!» Не ошибешься. По говору слышу, что малый из Лики, вот и угадал, как его зовут.

П и с а р ь. А ведь верно, черт бы его побрал! Брата моего, который в жандармах служит, зовут Мане, а в одном только нашем селе пятерых или шестерых зовут Дане или Мане.

С у д ь я. А ты, Давид, вижу, не дурак!

Д а в и д. А кто говорит, что дурак?

С у д ь я. Никто не говорит, но… как же ты можешь, божий человек, обвинять барсука?

Д а в и д. А зачем ты опять меня об этом спрашиваешь? Я тебе ведь давеча уже сказал, известно мне, что у вашего императора на все про все законы есть. Знаю я об этом, хорошо знаю. Не думай, что не знаю!

С у д ь я. Но, видишь ли, Давид, даже если есть закон и о барсуках, все равно как-то неладно получается… Ты, Давид, смекалистый и умный, вот и подумай… Когда кого-нибудь судят, необходимо знать, сколько подсудимому лет, женат ли он, есть ли у него дети, на каком языке он говорит, какого вероисповедания. Все это суду полагается знать. Вот, скажем, какой веры этот твой барсук?

Д а в и д. Никакой. Верил бы он в бога, не стал бы меня, бедняка, разорять.

С у д ь я (усмехнувшись). А женат он?

Д а в и д. Да, женат.

С у д ь я. Откуда ты знаешь?

Д а в и д. Есть такие приметы. Только славному суду их знать не требуется. Об них здесь срамно даже подумать, не то что сказать. Женат он, женат!

С у д ь я. А дети у него есть, если уж он женат, черт бы его побрал?

Д а в и д. Есть. Ох, поглядел бы ты на его деток да на все его семейство! Полным-полно их и в округе, и возле моей несчастной и единственной делянки, что зовется «Ни Давидова, ни царская, ни барская»!

С у д ь я. А как этот вор разговаривает, на каком языке?

Д а в и д. Этого, почтенный господин, я тебе в точности сказать не сумею. Лопочет вроде, как и вы давеча, когда между собой договаривались. Покалякай-ка, господин, с ним немножко, а я послушаю, будет он тебе отвечать или нет…

С у д ь я (смеется, говорит что-то барсуку и слегка ударяет его по носу.).

Д а в и д. Гляди, господин, гляди, как он мордой-то шевелит, видать, понимает тебя! Гляди, какой сиротинкой, сукин сын, прикинулся. Не притворяйся, ворюга! Хоть и понимаешь ты господский язык, но это тебе не поможет. Не притворяйся!

С у д ь я. А в каком году он родился, Давид, сколько ему лет?

Д а в и д. Да он не старый, молодой еще…

С у д ь я. Не о том тебя спрашиваю. Я хотел бы услышать, сколько ему лет? Это тоже положено знать.

Д а в и д. А сколько лет, как вы пришли в Боснию?

С у д ь я. Да, верно, двадцать три или двадцать четыре…

Д а в и д. Господи, много-то как, брат ты мой! А когда же вы тогда… Ну, в общем, лет этому вору столько же, чтоб все его племя сгинуло!

С у д ь я. А откуда ты знаешь, сколько ему лет?

Д а в и д. Да уж знаю. Пиши, не сумлевайся, аккурат и ему столько же!

С у д ь я. «Пиши, не сумлевайся, аккурат и ему столько же!» Ты мне вроде приказываешь, а? Вот мы тебя, Давид, и поймали! Не знаешь!

Д а в и д. Да ты пиши, господин, пиши, как я тебе говорю, ему аккурат столько…

С у д ь я. Нет, погоди! Сначала ты должен объяснить, откуда тебе об этом известно?

Д а в и д. Ну, ладно, ежели хочешь, чтоб я сказал, скажу: грабит нас, бедняков, вот я и думаю, что он родился в ваши времена…

С у д ь я. Как, как?

Д а в и д. Да вот так… Ой, прости, сударь, лишнее я брякнул… Совсем голову потерял, не знаю, что говорю! Ты уж меня прости, прошу тебя! Как вхожу в ваш славный суд, чудится мне, будто из всех углов лезут