Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович

не хотите осудить этого вора и злодея?! Он не признает ни суда, ни закона, ни параграпов, а славный суд, как вижу, вроде даже благоволит к нему. Разве это справедливо? Вы, господа, не глядите, что я бедный мужик, а судите по закону и справедливости. Мы, мужики, завсегда были довольны славным судом и хотели бы, чтоб и дальше так было! Мы не бунтуем и прав себе от правительства не требуем, как торгаши наши…{74}

С у д ь я. А чего требуют торгаши?

Д а в и д. Да вот слыхал я на базаре, будто наши торгаши…

П и с а р ь (ехидно). Да что они знают, эти ваши торгаши!!

Д а в и д (сердито). Дитятко, зрения тебе хорошего и хлеба царского вдоволь, не перебивай меня на слове! Что ты все суешься? «Да что они знают, эти ваши торгаши!» А что ты знаешь, желторотый птенец, кроме своего царского чина? Зелен ты еще, дитятко, зелен, как ветка зеленая в зеленом лесу!

П и с а р ь. Темные ведь они, Давид, темные, как зимняя ночь. Ничегошеньки не знают и не соображают.

Д а в и д (еще более сердито и ехидно). «Ничегошеньки не знают», говоришь? А ты, птенец желторотый, знаешь, как из аршина намерить полтора аршина, из окки сделать пол-окки, а из пол-окки — окку, как когда? Ну-ка, скажи, не увиливай! Эх, зелен ты еще, сынок, зелен, как ветка зеленая в зеленом лесу!

П и с а р ь (покраснев). Да я не об этом, Давид! Это ты верно сказал.

Д а в и д. Я все верно говорю! И не думай, что не так!

С у д ь я (ходит по канцелярии, потирая руки и посмеиваясь). Ну, а на базаре-то, Давид, ты что слышал? Каких прав требуют торгаши?

Д а в и д. Вы знаете это лучше меня! Видать, посмеяться надо мной надумали…

С у д ь я. Не знаем, Давид, честное слово, не знаем!

Д а в и д. Так уж и не знаете? Не может быть, чтоб не знали…

С у д ь я. Не знаем, в самом деле не знаем!

Д а в и д. Как это вы не знаете? Ну тогда вот что: осудите этого ворюгу, и я вам расскажу… Нет, не так! Расскажу или не расскажу, вы все равно по закону обязаны его осудить!

С у д ь я. Согласны, согласны, ты только расскажи нам обо всем, что на базаре слышал!

Д а в и д. Дозволь, господин, я сяду? Уж больно уморился. Дозволяешь, господин?

С у д ь я. Позволяю, Давид, позволяю. Садись и рассказывай, каких прав требуют торгаши?

Д а в и д (садится на стул). Чудные права требуют торгаши, почтенный господин… Каша какая-то, не разбери поймешь! Требуют они, видишь ли, чтоб дозволено было нам называться не просто сербами, как от Косова повелось, а сербами достославными, чтоб дали нам «церковную», «школьную» атоно… автоно… Последнее слово не могу выговорить, хоть убей! Вот так нас, сербов, теперь надо называть, и слышал я на базаре-то, будто требуют они этого уже лет шесть и все никак не вытребуют.

П и с а р ь. Темнота, Давид, темнота! Ничего они дальше своего носа не видят.

Д а в и д. Может, оно и так… Недавно, кажись, в прошлый базар, спрашивает меня газда Стево: «Признаешь, Давид, что ты серб достославный, школьный, церковный и атономов… тоном… — До чего же слово заковыристое, ей-богу! Скорей язык сломаешь, чем выговоришь! — Такой ли ты, спрашивает, серб, Давид?» — «Это про что ты толкуешь, газда? Вера, что ли, какая новая объявилась? Или, может, вы, торговцы, хотите нас в римскую веру обратить? Верить-то ведь вам, газдам, никак нельзя… Я — серб, просто серб!» А он обозлился, да как заорет: «Мы от правительства наши права требуем! А кто не такой серб, тот вообще не серб, а шваб, католик, шпион, предатель!» А я ему на это и говорю: «Я-то думал, ей-богу, что вы требуете отменить злосчастную третину и десятину, а вы, видать, глупостями занимаетесь…»

С у д ь я. Так ты, Давид, говоришь, что вы, мужики, довольны?

Д а в и д. Э, мы-то довольны! Нас ведь так прижали благодеяниями и милостями, что едва дышим… Только вот обидно, что торгаши говорят, будто я не серб. Это я-то не серб?! (Вскакивает со стула и, сверкнув глазами, обращается к судье.) Погляди на меня, сударь, погляди хорошенько! На двух весах я взвешивался: и на турецких, и на ваших императорских, и на обоих — двадцать пять окк — ни на драхму больше, ни на драхму меньше! Н о  н е т  т а к и х  в е с о в  н а  с в е т е, ч т о б  в з в е с и т ь, к а к о й  я  с е р б!

С у д ь я (про себя). Странный тип!

Д а в и д. Серб во мне перетянет любую гирю… Я еще вот что слыхал. Газда Стево давеча назвал меня предателем, ну, а раз я предатель, я и предам!

С у д ь я. Ты это о чем, Давид? Ну-ка, расскажи!

Д а в и д (мнется). Не смею, сударь, ей-богу, не смею, убьют меня торгаши!

С у д ь я (нетерпеливо ходит вокруг него). Ну-ну, расскажи, не бойся!

П и с а р ь. Рассказывай, Давид, рассказывай. Нечего тебе бояться, если сам господин судья…

Д а в и д. Ей-богу, не смею! Не могу, люди добрые! Вы не знаете, на что способны наши газды! Хоть вы и умные, и ученые, но лучше вам этого не знать…

С у д ь я (еще более нетерпеливо). Ну рассказывай же, не бойся!

Д а в и д. Ну, так и быть, расскажу… Эх, снимут мне за это голову, ей-богу! Есть у вас школа такая, что зовется «терезиянской»?{75}

Судья говорит о чем-то с писарем по-немецки.

(Вскакивает со стула, подбегает к ним и грозит судье пальцем.) Никс, никс![26] Так дело не пойдет! Я головой рискую! Никс!

С у д ь я (успокаивая его). Да ты не бойся, Давид! Забыл я кое-что, вот и спрашиваю у господина. А школа такая у нас есть, Давид, есть.

Д а в и д. Значит, есть такая школа, что терезиянской зовется?

С у д ь я. Есть, есть.

Д а в и д. И в той вашей школе, что терезиянской зовется, сынки баронов и графьев обучаются, а один газда мне сказал, будто даже и царские сынки там?..

С у д ь я (про себя). Куда он клонит? (Вслух.) Все это так, Давид, ну и что?

Д а в и д. А знаете, чьи еще сынки обучаются в той вашей школе, что терезиянской зовется?

С у д ь я. Нет.

Д а в и д. Не может быть, чтоб не знали! Вам ли не знать? Я вот на базаре слыхал, что в той вашей школе обучаются дети самых верных слуг вашего императора, чтоб, когда вырастут, могли они управлять и распоряжаться всей вашей империей, а еще учатся там, правда, может, под чужими именами, сыновья самого богатого во всей Боснии торгаша…

С у д ь я. Что ж, Давид, это только на пользу нашей империи…

Д а в и д. Э-эх, господин хороший! А я-то думал, ты умнее и лучше служишь своему императору. Разве тебе неизвестно, почтенный, что их отец бунт поднимал против вашего царства, да только смекалки у него не хватило… Он, правда,