Дом в степи - Сакен Жунусов

и завела в большую комнату, в которой сидело несколько стариков, поджав под себя ноги. Они все почтительно уставились на приезжего, огромного аксакала, важно развалившегося на двух подушках. Лицо его, заросшее густой черной бородой, было мрачным и неприветливом.

До этого дня я думал, что нет такого человека на всем свете, который бы не заробел перед моей бабушкой. А тут вышло все наоборот: бабушка вдруг сникла, стала какой-то маленькой и, еле произнеся приветствие, опустилась у самых дверей на кошму.

- Это мать Идриса, из соседнего аула,- начал объяснять приезжему хозяин дома, почтительно склонившись в его сторону.- От Идриса давно нет никаких вестей. При этих словах у бабушки навернулись слезы на глазах, но она не промолвила ни слова.- В этом году умерла сноха единственного ее сына,- продолжал хозяин дома.- Не зря говорят: пришла беда - открывай ворота. Вот и привезла она к вам единственного внука, свою последнюю надежду и опору. С глазами у него беда. При этих словах бабушка моя достала маленький сверточек, развернула его и положила к ногам этого мрачного здоровяка пять выцветших рублевок:

- Хвала всевышнему, это он привел вас сюда на счастье моему внуку. Лечите его от чистого сердца.

Громила, похожий на разбойника, недовольно загреб рублевки своей волосатой лапой, спрятал их в карман и позвал меня:

- Иди, садись.

Я снял валенки, оставил их у порога, босиком подошел к нему и сел, скрестив под себя ноги. Толи оттого, что вчера устал за дорогу, то ли оттого, что только проснулся, глаза воспалились еще сильней, и я едва мог их открыть.

Знахарь посмотрел на меня и, не дотронувшись до глаз руками, опять откинулся на подушки:

- Байбише,- уже не глядя на меня, отрешенно произнес знахарь,- болезнь сильно запущена, придется лечить на месте. Я приеду в ваш аул. Там посмотрим. Изгнать болезнь трудно будет: бельмо уже на глазу.

При слове «бельмо» я весь покрылся потом, перепугался так, что не мог подняться на ноги. В этот момент на пороге появился мальчишка, весь в снегу, будто он не шел сюда, а катился колобком по снегу. Не обращая внимания на взрослых, не поздоровавшись ни с кем, он выпалил хозяину.

- Гостя вашего приглашает председатель!- и тут же повернулся к выходу.

- Эй, подожди!- заторопился хозяин дома.- Зачем зовет?

- Кто у него там?- забеспокоился один из стариков.

- Из района кто-то!- опять выпалил мальчишка и скрылся за дверью.

- Стой, говорят тебе!- только и успел выкрикнуть с досадой хозяин дома.

- Чтоб ты не походил на своего отца! Как он себя ведет?- вскипели рассерженные старики.

Знахарь забеспокоился, нам нечего было больше делать, мы попрощались и вышли.

В тот же день ночью мы добрались домой. Всю дорогу я переживал: теперь я не верил, что когда- нибудь вылечу свои глаза. Бабушка жалела меня и всю дорогу ругала бога. Проснувшись утром, я услыхал, как она еще пуще его проклинает: наша корова отелилась в эту ночь, теленок был мертвым.

Знахарь, который собирался в наш аул, так и не приехал. Но мы его и не ждали. Я теперь не верил никаким этим бродячим знахарям-лекарям.

«Бельмо на глазах!»- первое время я с замиранием сердца думал об этих словах, а потом привык. Где-то с месяц глаза болели, потом подживали. Потом снова болели и снова становилось лучше. Только видеть я стал с каждым днем все хуже и хуже.

Однажды на колхозном дворе я подрался с Абеном, который был немного постарше меня, из-за вил. Он хотел отобрать у меня их и повалил меня на землю, но я так крепко зажал их под собой, что Абен не смог вырвать их из-под меня. Разозлившись, он пнул меня в бок и отскочил в сторону, я поднялся и кинул в него вилы, но не попал. Убегая, Абен крикнул:

- Подавись ты своими вилами, слепой!

Потом я услышал еще раз от соседки: «Это слепой сын Идриса!» И в голосе ее не было ни капли жалости. Я не выдержал и рассказал бабушке. Бедная соседка не знала, куда от нее деться и со слезами на глазах просила у меня прощения.

Вскоре многие в ауле стали называть меня слепым. И я к этому привык...

Глава 8

Закончилась война. Во многих домах поселилась радость: с фронта вернулись мужчины. Только мой отец так и не пришел...

Жизнь постепенно налаживалась. Людей в ауле заметно прибавилось, больше стало настоящих рабочих рук, а не наших, детских да женских. В ауле рядом со старой четырехлеткой построили новую семилетнюю школу, отремонтировали клуб, обновили контору, колхозные сараи, зернохранилища.

Как-то из райцентра приехала большая группа врачей, Ырыскельды отвел им часть конторского помещения, создал все условия для работы. Врачи обошли дома, потом начался осмотр всего населения. Больные, которые нуждались в стационарном лечении, были занесены в списки. Я первым попал в него. На этот раз бабушка не возражала:

- Если хочешь - поезжай! Кто знает, может лекарства тебе и помогут,- в ее голосе слышалась последняя надежда.

Председатель велел запрягать лошадей и немедленно отправляться в районный центр.

- Если тебя положат в больницу,- напутствовал он,- то коня вернешь с Кайкеном. Он будет тебя сопровождать.

В районной больнице мне сказали, что у них нет специалистов по глазным болезням и надо ехать в областную больницу. Тут же мне выписали направление. Я вышел на улицу, где поджидал меня Кайкен, расстроенный, потому что не знал, как добираться одному в город, где я ни разу не был.

Кайкен, узнав в чем дело, похлопал меня по плечу:

- Ты что же, думаешь, что я тебя одного отправлю?

- А как же лошадь?- посмотрел я на него почти ничего не видящими глазами.

- Ее мы кому-нибудь поручим. Из аула каждый день здесь кто-нибудь бывает, вот и доставят ее домой.

В этот же день мы сели с Кайкеном в большой пассажирский автобус и назавтра были в Кокчетаве. Больницу - высокое белое здание - мы нашли без труда. Постояли немного, поглазели и вошли в просторный зал, в котором оказалось много народу. Показали свои бумаги рыжеволосой девушке в белом халате, к которой обращались все посетители, записались в список и стали ждать свой очереди.

Пока сидели, наслышались всякого, такого, что я теперь и не припомню. А вот один разговор запал мне в душу.

- Сергея Ивановича не знаете?- спрашивала молодая