Автор неизвестен - Аспазия

Кусты скрывали Перикла и Аспазию от взглядов молодых людей, к тому же последние были слишком увлечены разговором, чтобы заметить приближение посторонних.

Перикл и Аспазия невольно, на несколько мгновений, остановились.

До тех пор они никогда не замечали, чтобы Манес и Кора разговаривали или искали общества друг друга. Они всегда вели себя относительно друг друга сдержано, как и с другими. Видеть разговаривающими печального сатира и огорченную вакханку было уже само по себе интересной сценой.

Кора рассказывала юноше о своей прекрасной родине, о прекрасных горных лесах, о боге Пане, о черепахах, о стимфалийских птицах, об охотах на диких зверей. Манес слушал ее с большим вниманием.

— Ты очень счастлива, Кора, — сказал он наконец, — счастлива тем, что живешь своими воспоминаниями. Я же не могу припомнить ничего о моей родине и детстве, только во сне часто переношусь в дремучие леса, вижу грубых людей, одетых в звериные шкуры, сидящих на быстрых конях и скачущих по равнинам.

После таких снов я целый день печален, страдаю тоской по родине, хотя у меня ее нет. Я даже не знаю, куда направить мои стопы, чтобы отыскать ее. Ты опечалена, Кора, что не можешь возвратиться к себе на родину, которую ты так хорошо знаешь, к твоим родным, которых ты можешь найти. Скажи мне, Кора, когда ты захочешь возвратиться на родину, смогу я тайно проводить тебя и остаться там? Я молод и силен, почему же не жить мне с аркадскими мужами и не охотиться с ними на диких зверей?

— Нет, Манес, — сказала девушка, — ты не должен идти в Аркадию, так как тоска по родине влечет тебя на север. Нет, я не хочу, чтобы ты остался в Аркадии, так как тебя бы постоянно тянуло на родину. Ты должен переплыть через Геллеспонт и продолжать свой путь дальше на север, там найдешь свою родину и, может быть, целое царство.

— Я с удовольствием отправился бы на север, — сказал Манес, — но меня огорчает мысль, что ты останешься здесь с тоской по Аркадии.

Кора задумчиво опустила глаза и, помолчав немного, сказала:

— Я не знаю почему, Манес, но я так же охотно отправилась бы на север, как и в Аркадию, только вместе. Мне кажется, что повсюду, куда бы мы с тобой ни отправились, всюду для меня была бы Аркадия.

При этих словах девушки, Манес покраснел. Его руки задрожали как всегда, когда он сильно волновался. Сначала он не мог ничего сказать и только после некоторого молчания произнес:

— Но, конечно, Кора, ты предпочла бы отправиться в Аркадию к своим, я охотно буду сопровождать тебя и сделаюсь пастухом, и мне кажется, что повсюду, куда я ни сопровождал бы тебя, я найду родину и свое царство.

Тут он замолчал и еще больше покраснел.

С улицы донесся шум проходившей мимо толпы вакханок. Факелы сверкали. Слышалось веселое пение и громкие восклицания, а наверху юноша и девушка в смущении стояли друг против друга. Ни один не осмеливался первым протянуть руку, ни сатир, ни вакханка не могли поднять глаза.

— Они любят друг друга, — сказал Перикл Аспазии, — они любят друг друга, но, как кажется, необыкновенной любовью. Они любят душами, говорят только о жертвах, которые готовы принести друг другу.

— Да, — сказала Аспазия, — они любят друг друга такой любовью, которую могли придумать только Манес и Кора. Любовь заставила их потерять веселость, они бледны и печальны и, хотя знают, что любят и любимы, но не наслаждаются своей взаимной любовью, так как не осмеливаются даже протянуть друг другу руку, не решаются поцеловать друг друга.

— Это смущенная, самоотверженная, готовая на жертвы любовь, — сказал Перикл. — И может быть, этот род любви вознаграждает своей чудной соразмерностью то, чего в ней не достает в отношении наслаждения. К ним не относится то, что ты говорила о любви, относительно покорности слепому ходу вещей.

— Эта печальная любовь — болезнь! — с волнением вскричала Аспазия. Горе тому, кто ее изобрел. Не из южного моря, а из адского Стикса вышла эта новая, украшенная белыми розами, бледная Афродита. Эта любовь так же печальна, как война, чума и голод. Я видела этот род любви в свите Танатоса и это было то, что более всего не понравилось мне среди всех элевсинских выдумок.

После этого разговора Аспазия и Перикл подошли к молодым людям, и Аспазия увела молодую девушку к себе в дом.

Вечером, в этот же самый день, в доме Перикла собралось небольшое общество. В числе гостей был Каллимах с Филандрой и Пазикомбсой.

На этот раз гости собрались не в обыкновенной столовой дома, а в открытом и обширном перистиле, при свете чудной весенней ночи.

Перикл по обыкновению рано удалился, вдруг явился юный Алкивиад с друзьями. Он с шумом ворвался в двери вместе со своими спутниками и занял место среди ранее собравшихся.

При его появлении, Кора с испугом убежала во внутренние комнаты дома. Когда Алкивиад заметил это, он решился не отходить от прелестной Зимайты, но последняя гордо оттолкнула его. Она презирала его с той минуты, как он унизился и в любовном безумии преследовал аркадскую девушку. Остальные девушки также обошлись с ним сурово.

Долго он старался примириться с разгневанными, но напрасно.

— Как! — вскричал он, наконец. — Кора убежала, Зимайта поворачивается ко мне спиной, вся школа Аспазии глядит на меня сердито и хмурит лоб, как старый Анаксагор, хорошо же! Если вы все меня отталкиваете, то я обращусь к прелестной Гиппарете, очаровательной дочери Гиппоникоса.

— Сколько угодно, — сказала Зимайта.

— Я это сделаю! — вскричал Алкивиад. — Ты напрасно бросаешь мне вызов, Зимайта, Алкивиад не позволит с собой шутить. Завтра, рано утром, я отправляюсь к Гиппоникосу и буду просить руки его дочери. Я женюсь, сделаюсь добродетельным, откажусь от всех безумных удовольствий и употреблю время на то, чтобы покорить Сицилию и заставить афинян плясать под мою дудку.

— Гиппоникос не отдаст тебе своей дочери! — вскричал юный Каллиас. Он считает тебя великим негодяем.

Остальные товарищи, смеясь, присоединились к этому мнению, говоря, что Гиппоникос не отдаст Алкивиаду своей дочери, считая его слишком большим негодяем.

— Гиппоникос отдаст за меня свою дочь! — вскричал Алкивиад. — Отдаст, даже если я перед этим дам ему пощечину — хотите держать со мной пари? Я дам Гиппоникосу пощечину и вслед за тем буду просить руки его дочери! И он отдаст!

— Ты хвастун! — кричали друзья.

— Держите пари, — возразил Алкивиад, — тысячу драхм, если согласны.

— Идет! — вскричали Каллиас и Демос.

Алкивиад протянул товарищам руку, пари состоялось на тысячу драхм.

— Отчего мне не сделаться добродетельным, — продолжал Алкивиад, когда вокруг меня я вижу так много печальных предзнаменований. Недостаточно того, что Кора убежала, Зимайта отказывается говорить, Теодота сошла с ума, я еще должен был перенести и измену моего старейшего и лучшего друга, который женился.

— О ком ты говоришь? — спросили некоторые из присутствующих.

— О ком же, как не о Сократе, — сказал Алкивиад.

— Как! Сократ женился? — спросила Аспазия.

— Да, — отвечал Алкивиад, — он втихомолку взял себе на днях жену, и теперь его нигде не видно.

— Как это случилось? — продолжала Аспазия. — Я ничего не слышала об этом.

— Недели две тому назад, — сказал Алкивиад, — я стоял в одной из уединенных улиц, разговаривая с приятелем, с которым случайно встретился. Вдруг отворилась украшенная цветами дверь дома и из него показалась процессия музыкантов и певцов с факелами в руках и венками на головах. За шествием следовала невеста под покрывалом, шедшая между женихом и посаженным отцом невесты. Все трое сели в стоявший перед домом запряженный мулами экипаж. Затем вышла мать невесты с факелом, которым она зажигает огонь в очаге молодых, за ней следовали остальные гости. Экипаж тронулся и направился по улице к дому жениха, сопровождаемый музыкой и пением, веселыми криками и прыжками. Жених был никто другой, как Сократ, друг Аспазии, а посаженный отец его невесты — ненавистник женщин, Эврипид.

— А невеста? — спросили несколько человек.

— Она — дочь простого человека, — отвечал Алкивиад, — но сейчас же забрала бразды домашнего правления в железные руки. Она умеет прекрасно вести хозяйство на полученное Сократом от отца наследство.

— Сократ женат! Бедный мудрец, он искал истину и нашел женщину. Повторяю вам, всюду творятся чудеса. Старый мир, кажется, хочет разрушиться: Сократ женился, Теодота сошла с ума, прибавьте к этому, что в Эгине и в Элевсине, как говорят, произошло несколько случаев чумы, которая уже давно свирепствует на египетском берегу. Сегодня на Агоре заметили подозрительную маску сатира, под которой, как говорят, скрывался Танатос или чума, или что-нибудь еще ужаснее. Соедините все это вместе и вы убедитесь, что городу афинян угрожает скука. Если я женюсь на дочери Гиппоникоса, то эллинское небо сделается серо-пепельного цвета. Но сегодня будем веселиться, клянусь Эротом с громовой стрелой! Бросьте ваши глупости, девушки! Начнем веселую войну против власти скуки, которая может победить нас! Будем смеяться над всеми предзнаменованиями и чудесами. Если веселье исчезнет во всей Элладе, то пусть его найдут в этом кругу! Не прав ли я, Аспазия?