Дассария - Абай Тынибеков

было то, что хунны не имели постоянных позиций на южных рубежах, а расселились на большой территории, имея возможность полностью контролировать её и в нужный для себя момент собираться там, где в этом появлялась необходимость. При такой их стратегии саки не могли нанести единого сокрушающего удара по ним и должны были теперь раздробить все свои армии на части и рассредоточить их, что становилось очень опасным для них.

Срочно направив гонцов к царям Калтагану и Даввию, Дассария стал думать, как начать военные действия и что сделать для того, чтобы вынудить хуннов принять открытое сражение.

* * *

Сквозь дрёму Муццуй услышал чей-то стон, открыл глаза и лишь потом почувствовал, что рядом с ним, касаясь его, кто-то лежит.

Стояла ночь.

– Эй, ты кто? – повернув в его сторону голову, с трудом шевеля губами, тихо спросил он.

Тот вновь застонал. Тусклый свет от костра охранников едва проникал под навес. Муццуй попытался поднять голову и рассмотреть лежащего, но было темно, и он не смог понять, кого бросили к нему. Вскоре тот замолчал и больше не подавал признаков жизни, а ближе к утру его тело похолодело.

* * *

Расстояние, разделявшее ставки сакских правителей, при передвижении их войск покрывалось за два дня и две ночи. Гонцы же преодолевали его за треть дня. Дассария ждал их возвращения в надежде услышать мнение Калтагана и Даввия с его опытными советчиками относительно начала совместных действий. Гонцы прибыли, но как только они начали говорить, Дассария понял, что оба союзника полностью доверяли любому принятому им решению, а это, в свою очередь, означало только одно: он становился главнокомандующим всеми силами саков и отныне нёс полную ответственность за каждого воина и за исход всех предстоящих сражений. Он был готов к такому их поведению и уже заранее выработал для себя стратегию первоначальных военных действий. Отказавшись от мысли об открытом сражении, на которое хунны явно не собирались идти, он решил начать иначе. Снарядив новых гонцов, но уже выбрав их из числа военачальников среднего уровня, способных понять его и в точности передать его веления, он огласил свой приказ, согласно которому одно пятнадцатитысячное войско царя Калтагана обходило слева всю местность, занимаемую исседонами, и в установленный срок атаковало самое западное стойбище хуннов. Такое же войско совершало обход с правой стороны и наносило удар по самому восточному их стойбищу. Оставшиеся десять тысяч воинов вступали в лагерь царя Шангала, объединялись с его войсками и переходили в наступление на два срединных стойбища.

Царю Даввию надлежало приблизиться к массагетам на половину пути и быть готовым к выступлению, как только к нему прибудет полководец Чардад с двумя тысячами воинов. Какими силами и кого атаковать, Даввию обязан был пояснить именно он, а его отряд должен был поднять дух союзникам. Дассария рассчитывал войсками Даввия отсечь три восточных стойбища хунна Куту и разгромить их, не дав соединиться с остальными его стойбищами, после чего спешно соединиться с ним. Сам же он двумя колоннами по двадцать тысяч воинов вступал между четырьмя стоящими перед ним стойбищами и нападал на них одновременно. Восьмитысячное войско он проводил дальше, делил его и наносил удар по этим стойбищам с тыла. Срок общего начала военных действий был назначен на утро третьего дня после прибытия к ним его гонцов.

* * *

Муццуй терял силы с каждым днём, которым он потерял счёт. Он уже знал, что лежавший рядом с ним замученный до смерти человек был его сородичем. Его распухшее тело зачервивело и сильно смердело, но никто и не думал убирать его. Муццуй по-прежнему часто впадал в забытье. От жары, пыли и особенно от зловония, исходящего от мертвеца, теперь он задыхался пуще прежнего. Охранники перестали давать ему воду и даже не подходили к нему. Только по их голосам он догадывался, что они ещё находились где-то поблизости.

Наступила очередная ночь, принесшая спасительную прохладу. Придя в себя, он открыл глаза. Едва соображая, он всё же уловил какие-то странности, произошедшие в округе. Во-первых, не горел костёр стражников, к которому он привык за это время. Было необычно темно. Во-вторых, стояла какая-то гнетущая тишина. Лёгкий ветерок относил в сторону тошнотворные запахи, отчего ему дышалось намного легче. Ухом, прижатым к земле, он услышал гулкий конский топот. Вскоре пара лошадей, в чём он был уже уверен, приблизилась к нему и остановилась, часто перебирая копытами. Кто-то один спрыгнул на землю. Шаги его были лёгкими. Он подошёл к лежащему рядом телу и поволок его за ноги. Муццуй повернул голову, но ничего не увидел. Довольно быстро человек вернулся к нему, обхватил за пояс и стал поднимать. Муццуй, как мог, упёрся руками в землю, помогая и себе, и ему. Когда он встал во весь рост, то заметил, что навеса над головой не было. Пересиливая боль в шее, он, оглядываясь, повёл головой. Ни охраны, ни единого огонька вокруг не было. Степь опустела. Оставив его на миг, человек подвёл к нему осёдланного коня. Лишь теперь, взявшись рукой за гриву, Муццуй понял, что убивать его не будут. Он видел чёрный силуэт стоящего в шаге от себя невысокого человека, но ничего больше разглядеть не мог.

– Кто ты? – тихо спросил он.

В ответ тот протянул ему небольшой сосуд в кожаном мешочке. Муццуй с жадностью стал вливать в себя холодную воду. Человек взял обратно опустевшую фляжку и вновь протянул ему какой-то мешочек. Муццуй с усилием поднял повисшую плетью руку, пытаясь принять его, и случайно коснулся его пальцев. В одно мгновение, словно молния, его озарила догадка. Он понял, что перед ним стоит женщина.

– Это ты? – удивлённо спросил он, имея в виду переводчицу, что была в шатре при его допросе.

– Уходи, Муццуй. Ты воин только по духу. Мы оба с тобой всего лишь охотники, поэтому ты и жив, – низким, грудным, завораживающим голосом произнесла она.

– Благодарю, – Муццуй был поражён до глубины души.

Он закашлялся, но тут же справился с удушьем и добавил:

– Ты хороший и красивый человек.

– Прощай, Муццуй. Больше никогда не попадайся нашим людям, – она запрыгнула на скакуна и исчезла в темноте.

Собравшись с силами, Муццуй взобрался на коня и повёл его шагом, поглядывая на звёздное небо.

* * *

Куту сянь-ван, как всегда, находился в своей ставке, расположенной на южном рубеже захваченных им земель на равном отдалении от ближних трёх своих стойбищ. Он спал. Время близилось к утру. Внезапно его покой был нарушен влетевшим в юрту