Наследство опального генерала - Лев Альтмарк

Ключ… Что-то мне это слово напоминало. Только что?

Я присел на диван и задумался. Ключ – почему я вспомнил о нём? Он же всегда должен открывать какую-то дверь… Дверцу… Какую дверцу?!

И вдруг в голове, незнакомый и грубый голос медленно и нараспев принялся читать:

««…– Эта дверца и этот золотой ключик, – проговорил Карло, – сделаны очень давно каким-то искусным мастером.

Посмотрим, что спрятано за дверцей. Он вложил ключик в замочную скважину и повернул…»

Вспомнил! Это же из сказки, которую мама читала мне в детстве!

Я зажмурился и потёр глаза. Совсем, как тогда, в детстве. Что-то странное происходило вокруг меня – всё окружающее словно менялось на глазах. Воздух сгущался в какую-то вязкую и тяжёлую вату, которая давит на глаза, забивает нос и рот, забирается в уши. Из последних сил цепляюсь остатками разума за исчезающие воспоминания, а впереди пустое поле, чистая доска tabula rasa, и нет вокруг ничего – ни звуков, ни красок. Лишь эта тяжёлая вата и слизь, которая вытекает из разрезанного глаза, заполняя всё вокруг…

…Я – взрослый и серьёзный мужик, полицейский Фаркаш, который поймал несколько опасных преступников, сейчас оказался в совершенно дурацкой фантастической ситуации, и даже не помню, что со мной творилось каких-то несколько минут назад! Очередные провалы в памяти у меня, что ли? Как я очутился в своей собственной квартире? Я же был в совершенно другом месте! Словно вынырнул из какого-то глубокого омута и до сих пор никак не могу отдышаться. И при этом ничего не могу вспомнить.

Хотя нет, кое-что вспоминаю. Мартин привёз меня домой, когда мне стало плохо после известия о смерти мамы. А до этого мы заезжали в бейт-авот, где она провела последние дни…

Но что это сейчас за бардак вокруг меня? Моя ли это квартира? Почему перевёрнуты стулья, а на столе рядом с жёлтым томиком Алексея Толстого лежит какой-то перемазанный неизвестно чем растрёпанный моток бельевого шнура? Почему у меня на руках наручники? Неужели я сам себя умудрился в них заковать?

А на полу… Стоп, я наклонился, и у меня перехватило дыхание: в луже крови, уткнувшись лицом в окровавленные руки, лежал мой лучший друг Мартин! Вокруг его головы уже подстывала жёлто-красная лужа…

Что здесь происходило? Почему я ничего не знаю?! Нужно сейчас же позвонить в полицию. Я оглянулся по сторонам, но телефона нигде не было. Конечно, можно залезть в карман лежащего Мартина и достать его телефон, но я побоялся к нему прикасаться.

– Ну, вот мы и встретились! – раздался какой-то очень знакомый и неприятный голос.

Я оглянулся, но в комнате, кроме меня и мёртвого Мартина, никого не было. С трудом сделав первые несколько шагов, я прошёл в прихожую, на кухню, заглянул в спальню и туалет. Никого.

– Не ищи меня, – проскрипел тот же голос из-за спины. – Я – это ты, но если хочешь меня увидеть, посмотри в зеркало.

Машинально я подошёл к зеркалу в прихожей, и из зеркала на меня глянуло серое лицо с воспалёнными запавшими глазами, и на щеках засохло несколько бурых капель крови. Не моей крови…

Неужели это я?! Первый раз себя таким вижу…

Где-то на улице в ночной тишине завыли полицейские сирены. Я подошёл к окну и опёрся скованными руками на подоконник. В лицо мне дохнул свежий ночной ветерок, и я сделал глубокий вдох. Больше не было вокруг меня никакой крови и слизи… С улицы пахло цветами, и запаха смерти больше не было.

К подъезду моего дома резво подкатила сперва легковая «хонда» с мигалкой, а за ней белый полицейский фургон, из которого стали выскакивать один за другим люди в бронежилетах и с автоматами. Только после них из «хонды» выбрался капитан Дрор и следом за ним ещё кто-то.

Но не их я разглядывал. В могильной черноте кустов, окружавших детскую площадку посреди двора, вдруг засияла странным мерцающим светом какая-то дверца, у которой толпилось несколько человек. Я пригляделся и различил выстроившихся в цепочку парня и девушку эфиопов, за ними пожилого мужчину в рубашке охранника и длинноволосого парнишку с рюкзаком, потом девушку в арабском платке и сгорбленного старика в зимней куртке, поддерживающего под руку пожилую женщину в цветастом домашнем халате, а замыкал процессию мой друг N. Чуть поодаль, в стороне, стояла и, не отрываясь, глядела на моё окно маленькая седая старушка… Моя мама…

– Ну, что ты, сынок, медлишь? – Голос мамы звучал громко и внятно, словно она находилась совсем рядом со мной. – Ты всегда хотел узнать, что скрывается за этой волшебной дверцей. Столько людей ты отправил впереди себя узнать это, а у самого так и не хватило духа сделать первый шаг? Что же ты сейчас медлишь? Наконец-то пришло время, и я тебе распахну эту дверцу…

Скрипучий знакомый голос за спиной тут же поддержал её:

– Ну, кто из нас первый – ты или я? Решайся…

Я перегнулся через подоконник и ещё раз глубоко вдохнул свежий утренний воздух. Он почему-то теперь пах не цветами, а дымом от костра и горем.

Ещё мгновение – и я уже лечу к этой дверце, в которую не перестаю пристально вглядываться. А что за ней – свет или мрак – так и не успеваю различить…

Да и важно ли сейчас это?

Лечу…

1

Беседер – в порядке, ладно.

2

Хаваль а-ля зман – очень плохо.

3

Мамаш – на самом деле.

4

Давка – на самом деле.

5

«Маккаби» – сорт израильского пива.

6

Вил Султанович Мирзаянов (род. 9 марта 1935 Башкирская АССР) – специалист в области химического оружия, деятель экологического и татарско го национального движения. СМИ называют Мирзаянова разработчиком категории отравляющих веществ класса «Новичок», однако участники разработки отравляющих веществ в ГосНИИОХТ это опровергают, отмечая, что Мирзаянов только возглавлял отдел противодействия иностранным техническим разведкам в этом учреждении, имея доступ к соответствующим материалам.

7

Закон о возвращении – закон, провозглашающий право каждого еврея репатриироваться в государство Израиль. Принят Кнессетом 5 июля 1950 года. Данный закон стимулирует возвращение евреев из стран рассеяния в Израиль.

8

Бейт-авот (с иврита «дом отцов») – так называют в Израиле дома престарелых.

9

МАДА – Скорая помощь в Израиле,