Наследство опального генерала - Лев Альтмарк

– Поехали…

Но едва мы сели в машину, у Мартина зазвонил телефон, и он, глянув на номер звонившего, тут же переключился на громкую связь, чтобы я слышал. Это был капитан Дрор.

– Ну, разыскал нашего пропавшего? – даже не здороваясь, начал капитан.

– Разыскал.

– Где он был, тебе-то хоть рассказал?

– Как мы и предполагали, у своей приятельницы Шарон.

– Почему не отзывался и с утра в управление не явился, объяснил?

Мартин стрельнул по мне взглядом и вздохнул:

– Телефон у него разрядился, а сам он простуженный и больной. Еле на ногах стоит…

– А по бабам всё равно ходит! – хмыкнул Дрор, но тут же осёкся. – О смерти матери уже знает?

– Я ему рассказал. Мы сейчас ездили в бейт-авот, где она скончалась, оформили все необходимые бумаги и уже сидим в машине.

– Ну и как он сейчас? Держится?

– Вроде ничего. Мы скоро приедем в управление.

Некоторое время капитан Дрор раздумывал, потом уже более мягким голосом сообщил:

– Оставь. Не нужно ехать в управление. Лучше отвези Фаркаша домой и сам побудь с ним. В отделе от него сейчас толку мало, пускай приходит в себя и отлёживается дома. Одного его оставлять нельзя. Выпейте с ним, что ли…

– А как же расследование?

– К нам уже подъехала большая следственная бригада из центра. Народу – не протолкнёшься. Денёк без вас переживём… Всё, отбой. Завтра утром жду вас.

Некоторое время мы сидели в машине молча, потом Мартин включил зажигание и медленно выехал с автостоянки.

Всю дорогу до моего дома он пытался что-то говорить, видимо, стараясь отвлечь меня от тяжёлых раздумий, но я почти не вслушивался в его слова. Даже когда мы притормозили у какого-то магазинчика и Мартин стал интересоваться, что лучше купить – водку, виски или текилу, я отвернулся и по-прежнему ничего не отвечал.

Он быстро сбегал в магазин и вернулся с большим пакетом, в котором позвякивали бутылки.

– Вот, – доложил он, – купил водку, пиво, всяких орешков и солёностей. Помянем твою матушку, как положено. Надеюсь, в твоём холодильнике найдутся овощи и яйца? Я такую шакшуку14 смастерю – пальчики оближешь!

Дома у меня он сразу отправился на кухню готовить, как и обещал, поминальную трапезу, а я сперва сидел в кресле и разглядывал выключенный телевизор, потом отправился в спальню, свалился в кровать и попытался уснуть. Однако сон не шёл, лишь голова болела всё больше и больше.

Я встал и отправился за книжкой, единственной вещью, которую забрал с собой из маминых вещей. Вернувшись в спальню, снова прилёг и раскрыл томик. И сразу же – словно распахнулись ворота в мои старые детские воспоминания – зазвучал негромкий мамин голос, а на лоб легла её тёплая маленькая ладонь:

«… Все, кроме Буратино, приуныли. Он же хитро улыбался, вертелся так, будто сидел не на стуле, а на перевёрнутой кнопке.

– Ребята, довольно хныкать! – Он соскочил на пол и что-то вытащил из кармана. – Папа Карло, возьми молоток, отдери от стены дырявый холст.

И он задранным носом указал на очаг, и на котелок над очагом, и на дым, нарисованные на куске старого холста.

Карло удивился:

– Зачем, сынок, ты хочешь сдирать со стены такую прекрасную картину? В зимнее время я смотрю на неё и воображаю, что это настоящий огонь и в котелке настоящая баранья похлёбка с чесноком, и мне становится немного теплее.

– Папа Карло, даю честное кукольное слово, – у тебя будет настоящий огонь в очаге, настоящий чугунный котелок и горячая похлёбка. Сдери холст.

Буратино сказал это так уверенно, что папа Карло почесал в затылке, покачал головой, покряхтел, покряхтел – взял клещи и молоток и начал отдирать холст. За ним, как мы уже знаем, всё было затянуто паутиной и висели дохлые пауки.

Карло старательно обмёл паутину. Тогда стала видна небольшая дверца из потемневшего дуба. На четырёх углах на ней были вырезаны смеющиеся рожицы, а посредине – пляшущий человечек с длинным носом.

Когда с него смахнули пыль, Мальвина, Пьеро, папа Карло, даже голодный Артемон воскликнули в один голос:

– Это портрет самого Буратино!

– Я так и думал, – сказал Буратино, хотя он ничего такого не думал и сам удивился. – А вот и ключ от дверцы. Папа Карло, открой…

– Эта дверца и этот золотой ключик, – проговорил Карло, – сделаны очень давно каким-то искусным мастером. Посмотрим, что спрятано за дверцей.

Он вложил ключик в замочную скважину и повернул…

Раздалась негромкая, очень приятная музыка, будто заиграл органчик в музыкальном ящике…

Папа Карло толкнул дверцу. Со скрипом она начала открываться…»

Неожиданно мне стало так плохо, что книга выпала из рук. Я попробовал её поднять с пола, но ничего не получилось, лишь рука бессильно свесилась с кровати.

– Мартин! Мартин! – принялся звать я друга, но из моментально пересохших губ ничего, кроме слабого хрипа, не донеслось.

Я уже и сам не понимал, что со мной происходило дальше, и подходил ли ко мне Мартин или нет. Наверное, я просто потерял сознание…

12. Арти:

«…– Эта дверца и этот золотой ключик, – проговорил Карло, – сделаны очень давно каким-то искусным мастером. Посмотрим, что спрятано за дверцей.

Он вложил ключик в замочную скважину и повернул…

Раздалась негромкая, очень приятная музыка, будто заиграл органчик в музыкальном ящике…

Папа Карло толкнул дверцу. Со скрипом она начала открываться…»

Эти слова огненными буквами неожиданно пропечатались в моём мозгу, словно какой-то грубый и незнакомый голос непрерывно и упрямо повторял их уже долгое время, и я слышал их, даже пока не обращая на них внимания, но лишь сейчас задумался, во сне ли это слышится или наяву. Откуда они взялись, эти слова, кто их так настойчиво вколачивает в мой мозг?

И сразу мне померещились какие-то маленькие юркие человечки, лиц которых разглядеть не удавалось, которые обогнали меня и пришли первыми к этой давно разыскиваемой заветной дверце. У них уже откуда-то взялся и волшебный золотой ключик, и они им пытаются открыть дверцу, а мне остаётся лишь беспомощно стоять за их спинами и наблюдать. Наблюдать и завидовать чему-то непонятному. Чьей-то удаче.

Что это за люди? Какие-то неизвестные мне персонажи из старой, давно читанной-перечитанной сказки? Настолько известной, что никто уже и не вспоминает о ней – знает лишь, что она была в детстве у каждого, и все её могут пересказывать почти наизусть.

Я пригляделся и вдруг различил среди них двух молодых ребятишек с чёрными африканскими лицами – совсем юная девчонка и паренёк чуть постарше.