Наследство опального генерала - Лев Альтмарк

Алексом молча уселись за свои столы и принялись изучать протоколы с места последнего убийства. Винтерман печально перебирал фотографии Гиты Ройтман и ни на чём не мог остановить взгляда.

Спустя минуту у него зазвонил телефон, и он поднёс его к уху. Молча выслушал и виновато сообщил мне:

– Опять меня господин капитан к себе требует… Ох, чувствую, что-то совсем плохое он заготовил!

– Да ладно тебе, шеф, – заверил его я, – если какие-то репрессии грядут, то мы за тебя горой!

– Точно? – удивлённо спросил лейтенант и чуть не прослезился. – Спасибо… Тогда я пошёл.

В дверях он столкнулся с Ронит, у которой в руках было несколько листков.

– Что-то новое? – на всякий случай поинтересовался он.

– Всё то же самое, – развела руками девушка и подсела к моему столу.

– Ну, я пошёл, – повторил Винтерман и захлопнул за собой дверь.

Ронит удивлённо посмотрела ему вслед и поинтересовалась:

– Что с ним? Неужели так расстроился из-за выговора шефа?

– Его опять на ковёр вызвали… Хватит об этом, – поморщился я, – давай о наших делах. Что там из охранника удалось вытянуть? Он пока единственный, кто, возможно, видел маньяка и остался жив…

Ронит разложила на столе листки, которые ей распечатали в лаборатории, и доверительно наклонилась ко мне:

– Понимаешь, Мартин, тут какая-то странная штука вырисовывается. Посмотри на фоторобот, который удалось сделать. Тут только профиль, так как прямо в лицо этому человеку заглянуть охранник не смог. Он видел убийцу лишь мельком, когда окликнул его, и тот на мгновенье оглянулся.

Портрет и в самом деле был очень схематичный, но ясно читалась крупная голова, вьющиеся недлинные волосы, высокий лоб, нос с горбинкой, небольшой рот с тонкими губами, короткая рыжая бородка подковой.

– Однако у охранника неплохая память на лица, – с сомнением протянул я.

– Клянётся, что в своё время занимался в художественной студии и сразу схватывает лицо человека.

– Ну, и что в этом портрете странного?

– Никого из знакомых он тебе не напоминает?

Я глянул в другой листок с описанием внешности убийцы: средний рост, слегка сутулится, крепыш, светлая, почти без загара кожа, рыжеватые волосы.

– Ты думаешь, что…

На этих моих словах дверь в кабинет с шумом распахнулась, и влетел взбудораженный лейтенант Винтерман.

– Фаркаш не объявлялся? – задыхаясь, спросил он.

– А что случилось? – в один голос проговорили я, Ронит и Алекс.

– Сейчас господину капитану позвонили из бейт-авота и сообщили, что у Фаркаша умерла мать. Оттуда пробовали дозвониться до него по сотовому телефону, номер которого он оставил начальнице, но телефон не отвечает. Тогда они вспомнили, что тот работает в полиции, и перезвонили к нам в дежурку. А оттуда уже передали Дрору… Мартин, ты же его лучший приятель, слетай к нему домой, поищи его. Горе-то какое у человека…

11. Полицейский Фаркаш:

Утром я, конечно же, всё проспал. Более того, мне никогда не спалось так сладко и спокойно, как в эту ночь. Ещё бы – вчера со мной творилось что-то невероятное, потому что жутко болела голова, кашель разрывал лёгкие, из глаз и из носа текло. Видно, начинался насморк. И это при нашей израильской почти сорокоградусной жаре! Продуло, наверное, где-то на сквозняке или под кондиционером.

Помню, что я приполз на автопилоте к Шарон, и она, ни слова не говоря, пустила меня в дом. Даже никаких вопросов не стала задавать, видимо, прикинула, что мне в таком состоянии ни по улице ходить, ни за рулём сидеть нельзя. А уж отвечать на какие-то вопросы – тем более.

Во сколько я явился к ней, точно не вспомню, но это было уже далеко за полночь. Я бы пришёл и раньше, но у них в подъезде начался какой-то переполох, приезжали полиция и скорая помощь, кого-то из лифта выносили на носилках, и я даже видел издалека Мартина, Алекса, Дрора и ещё многих моих коллег по службе. Мне бы в самое время присоединиться к ним, ведь это мой долг, но я… я просто не мог сдвинуться с места. Что-то подсказывало, что толку от меня сейчас будет маловато. К тому же, повторяю, чувствовал я себя больным и совершенно разбитым. Первый раз в жизни такое творилось со мной…

Всё это время я просидел на лавке у соседнего дома, курил одну сигарету за другой и лишь бесстрастно фиксировал, как первой отъехала от дома скорая помощь, в которую погрузили застёгнутое на липучки в большой серебристый мешок чьё-то тело, потом постепенно стали разъезжаться люди в гражданском, следом за ними капитан Дрор, а самыми последними Винтерман и мои коллеги по отделу. Долго ждали Алекса и Мартина, которые обходили квартиры соседей.

Наверняка в какой-то из квартир кого-то убили, потому и подняли среди ночи всю городскую полицию и прокуратуру. Такое в нашем городе случается редко, так что это аврал. Вернее, раньше почти не случалось, пока не завёлся серийный маньяк.

Я глянул на свой телефон и вдруг обнаружил, что батарейка в нём разрядилась полностью. Следовало бы зарядить её ещё на работе, но я как-то не сообразил. Потому меня и не вызвали сюда со всеми вместе. А ведь звонили наверняка…

Эх, завтра будет скандал! Дрор опять включит свою армейскую сирену, вытащит обличительное досье и выдаст очередную гадость про меня. Придётся оправдываться. Но… пускай это будет завтра. А сегодня мне нужно всего лишь попасть к Шарон. Она мне поможет. Она для меня сейчас – как самое животворное лекарство, которое уже к утру поставит меня на ноги…

Почти до самого рассвета мы пили чай на кухне и болтали о какой-то чепухе. Я невнимательно слушал, что она рассказывает, даже кивал головой, но едва ли понимал, о чём идёт речь. Голова была тяжёлой, и почему-то очень хотелось спать. Но взять и просто так лечь спать я почему-то не мог.

От вина, которое она предложила, я наотрез отказался, сославшись на то, что плохо себя чувствую и не хочу проспать завтрашнюю службу.

И, конечно же, проспал всё на свете. Когда я проснулся, на часах было почти десять, и я опять вспомнил, что так и не зарядил батарейку телефона. Шарон ещё сладко посапывала рядом, поэтому я осторожно выбрался из-под одеяла и отправился с разряженным телефоном на кухню. Потом по дороге вспомнил, что зарядного устройства у меня с собой нет, поэтому телефон так и останется молчать, пока не вернусь к себе домой или в отдел.

На кухонном столе среди немытой посуды я нашёл пачку сигарет. Закурив первую утреннюю сигарету, высунулся в окно