Серена - Рон Рэш

– О чем там говорилось? – спросил Стюарт.

– Только о том, что он просит прощения.

– Думаю, Вон решил избавить Гэллоуэя от нужды бросаться за ним в погоню, – рассудил Росс.

– Могу понять, что парень предпочел свести счеты с такой жизнью, – покивал Генрисон. – Вообрази, какой это беспросветный ужас: никогда больше не набрать в грудь воздуху без оглядки – не крадется ли сзади однорукий. У меня и самого возник бы соблазн разом со всем покончить.

– Только тело так и не нашли, – заметил Стюарт. – Хоть какая-то надежда еще теплится…

– Вон всегда был умницей, – сказал Генрисон. – Может, своей запиской он пытался сбить их со следа?

– Не-ет… – устало протянул Росс. – То, что останется от мальчика после пирушки раков да сомов, уже скоро всплывет где-нибудь ниже по течению. Просто подождите еще пару дней.

– Микс говорил, нам звонил Олбрайт, – сказала Серена вечером, когда они с Пембертоном готовились ко сну.

– На будущей неделе он начнет процедуру отчуждения собственности, – пояснил Пембертон, – если только мы не согласимся на его предложение.

– А сумма предложения осталась прежней?

Кивнув, Пембертон нагнулся снять ботинки и не поднял глаза.

– Тогда мы примем его, – решила Серена. – Тридцать четыре тысячи акров усеянной пнями пустыни купят нам в Бразилии сто тысяч акров красного дерева.

Она сняла последнюю одежду. Пембертон отметил, что тянущийся по животу Серены шрам никак не повлиял на отсутствие у его жены чувства стеснения. Она шагнула к шифоньеру с той же кошачьей грацией и гибкостью, что и в тот первый вечер в Бостоне. Пембертону вспомнился тот день, когда по возвращении из больницы его жена встала перед зеркалом обнаженной и внимательно изучила шрам, проводя по нему пальцем. «Моя фехтвунде», – заявила она Пембертону. И, взяв мужа за руку, заставила вслед за ней погладить шрам.

– Значит, чикагцы готовы подписать бумаги? – спросила Серена, укладывая в шифоньер сорочку и брюки.

– Да, – ответил ей муж.

– Но, полагаю, Гарви не рискнет забраться так далеко на юг?

– Нет, подпись под контрактом поставит присланный им адвокат.

– Уверена, ему даже на севере непросто найти предприятие для вложения денег, – сказала Серена. – Вероятно, он станет нашим лучшим долгосрочным партнером. А как насчет инвесторов из Квебека?

– У них возникли новые вопросы. Подписывать не спешат.

– Подпишут, – уверенно заявила Серена. – Ты пригласил их на свой день рождения?

– Да, – хмуро ответил он.

– Не надо злиться, Пембертон. Вполне возможно, на вечеринке мы увидим всех этих людей в последний раз. Стоит нам уехать в Бразилию, и они превратятся в имена на чеках. – Подойдя к окну, Серена приоткрыла шторы и устремила взгляд к далеким горным вершинам. – Я говорила с миссис Гэллоуэй. Прежде не доводилось с ней беседовать, но сегодня я случайно встретила ее в лагерной лавке. Должна сказать, ее пророческие видения не кажутся мне стоящими доверия, – задумчиво призналась Серена. – Что объясняет, возможно, почему у нее в бараке до сих пор не зажглась лампа…

Серена раздвинула шторы шире и, вытянув шею, поднялась на цыпочки, чтобы приблизить лицо к одной из верхних панелей. Вплывшее в оконную раму лицо молодой женщины предстало обрамленным портретом.

– Сегодня лунное затмение, – заметила она. – Меня всегда восхищало это явление – не столько игрой света и тени, сколько переменой в оттенках. Гэллоуэй называет его «охотничьей луной». Говорит, лучшей ночи для охоты и придумать нельзя. – Серена не оборачивалась, пока говорила. Теперь ее глаза смотрели поверх цепочки бараков и занятого ими склона в небо, где еще не успели показаться луна и первые звезды. Пальцы Пембертона задержались между тем на пуговице рубашки, а взгляд упал на светлый полумесяц линии, связывающей бледную спину и плечи Серены с загорелой шеей. Как же часто он губами следовал этой дорожкой – плавным переходом между той частью тела, которую Серена позволяла видеть другим, и той, которая предназначалась только мужу… Сейчас Пембертон опустил взгляд вдоль точеного силуэта выгнутой ради заоконных пейзажей спины Серены, затем – еще ниже, по линии ее сужающейся талии, по бедрам, мускулистым икрам, лодыжкам и, наконец, по ступням с приподнятыми пятками. Она так и стояла, подавшись к окну и балансируя на цыпочках, – замерла, словно сохраняла эту позу исключительно для него. Позу, которая даже в неподвижности обещала стремительное движение, воплощала его собой: метафора быстрого течения под безмятежной поверхностью.

Пембертон знал, что Серена ждет, когда он подойдет и прижмется к ее спине, обхватит ее грудь и почувствует, как соски твердеют под его ладонями, как бедра жмутся к его паху, как губы открываются, совершая оборот навстречу поцелую. И все же он не подошел, и через некоторое время Серена отвернулась от окна, оставив шторы открытыми. Она присела на расстеленную кровать и приподняла край одеяла, дожидаясь, пока Пембертон закончит возиться с пуговицами.

– Ложись в постель, – тихо позвала его Серена. – Позволь, я сама тебя раздену…

Пембертон лег, ощущая, как пуховый матрас и пружины кровати послушно подаются под его весом. Присев у его бедер, Серена склонилась над мужем, чтобы стянуть рубашку с его плеч, освободить сперва одну руку, а за ней и вторую. Ладони жены чертили дорожку вверх по груди Пембертона, пока она склонялась все ниже и наконец прильнула к нему всем своим телом, накрыв губы мужа своими. На поцелуй он не ответил.

Наконец отстранившись, Серена растянулась на кровати рядом с Пембертоном, но так и не убрала ладонь с его груди.

– Что тебя гложет? – спросила Серена. – Где блуждают твои мысли?

Глава 31

Перейдя через рельсы, Рейчел вскоре ступила на уличный тротуар; в руке – сумка для продуктов, в кармане – одна из двадцаток, извлеченных из конверта. Мимо проскрипел фургон; в просвет между дощатыми перекладинами тыкалась рогатая голова черно-белой голштинской коровы. Рейчел вдохнула запах навоза и соломы, куда более чистый и знакомый, чем мешанина странных ароматов, привычная для Кингспорта. «Видать, везут кому-то дойную корову», – подумала девушка и шагнула с обочины. Второго шага она уже не сделала.

Сперва в глаза ей бросилась пустота; она зияла в том месте человеческого силуэта, где следует находиться запястью и кисти руки. Охотник стоял, небрежно оперев спину о стену почтового отделения, со спичкой в уголке рта. Даже на таком расстоянии у Рейчел и сомнений не возникло, кто перед ней: прилизанные черные волосы, невысокая жилистая фигура, чуть склоненная набок голова. Лучи вечернего солнца вдруг показались гуще и насыщеннее прежнего: казалось, сунь под эти лучи палец – и увидишь, как он окрасится желтым. Не выпуская из поля зрения охотника, Рейчел медленно и плавно