Молот шотландцев - Виктория Холт

Уинчелси. Маргарите еще не было семнадцати, а Эдуарду было шестьдесят. Народ, заполнивший улицы и площадь у собора, был очарован юной и свежей невестой, как и сам Эдуард. Он все думал о мудрых словах своей дочери Элеоноры, и ему нетрудно было убедить себя, что младшая сестра, в конце концов, была, возможно, лучшим выбором.

Она так жаждала угодить, так явно извинялась за то, что она — не Бланка, что он твердо решил убедить ее, что не разочарован, и, убеждая ее, убедил самого себя.

Что же до нее, то она восхищалась его могуществом и царственностью; его высокий рост всегда производил впечатление, и, хотя волосы его — некогда такие светлые — теперь были седы, он излучал жизненную силу. Он был король — сильный король, — этого никто не мог отрицать. То, что он мог быть безжалостен с врагами, было очевидно, но нежность его чувств к семье являла собой такой разительный контраст, что он был мил и по-человечески понятен, несмотря на свое великое могущество.

Эта нежность особенно проявлялась по отношению к его юной жене. Он развеял большинство ее страхов и убедил ее, что она не только не разочаровала его, но, напротив, пришлась ему весьма по душе.

Он был нежным любовником; он рассказывал ей о добродетелях своей первой жены и о том, как он был безутешен, когда она умерла. Они были вместе много лет; она сопровождала его в Святую Землю; она подарила ему много детей; и когда она умерла, он воздвиг кресты в каждом месте, где ее гроб останавливался на пути в Лондон. Он будет любить Маргариту так же, как любил Элеонору, и он знал, что она тоже его полюбит.

— Буду, — искренне сказала она ему.

— Моя дорогая маленькая королева, — ответил он, — как я рад, что ты пришла ко мне. Теперь мы узнаем друг друга, и наша любовь друг к другу будет расти вместе с этим.

Увы, этот нежный период был внезапно прерван. Вести из Шотландии были тревожными. Он всегда знал, что с той стороны можно ждать беды. Баллиол был низложен. Редко когда на троне сидел человек, менее способный к этому. Эдуард был верховным сюзереном и был полон решимости им оставаться. Он собирался править Шотландией сам, потому что видел, что, пока он этого не сделает, там будет неспокойно; а если он собирался удержать свои позиции во Франции, он не мог позволить врагу ждать удобного момента, чтобы нанести удар в спину.

Если бы Баллиол был сильным человеком, но при этом готовым действовать под его властью, все было бы хорошо. Но Баллиол был слаб; у него не было ни таланта к правлению, ни, что еще хуже, воли к нему.

Появился один человек, который внушал королю серьезные опасения. Это был Уильям Уоллес. Этот человек обладал какой-то магнетической силой. Это был тот тип людей, которых королю следует остерегаться. У него был талант, у этого Уильяма Уоллеса, собирать людей под свои знамена. Он знал, как их вдохновлять.

Эдуард поставил английских лордов во главе различных провинций в Шотландии, чтобы они поддерживали для него порядок и напоминали шотландцам, если те нуждались в напоминании, что они обязаны ему верностью.

Естественно, между шотландцами и их английскими повелителями постоянно возникали трения. Часто вспыхивали стычки, несколько англичан были убиты. Но это было неизбежно.

Что было прискорбно, так это то, что шотландцы нашли в этом Уоллесе вождя.

Это был уже не вопрос мелкого бунта. Уоллес собрал войско.

Более того, он обратил англичан в бегство на Стерлингском мосту и осмелился пересечь границу, разоряя земли Камберленда и Уэстморленда. Терпеть такое было невыносимо. Он воспользовался отсутствием Эдуарда во Франции.

Что ж, теперь Эдуард вернулся. Он заключил перемирие с Францией. Он женился на сестре французского короля и мог жить в мире — возможно, временном — со своими врагами за проливом. Но теперь он должен был обратить свое внимание на Шотландию, где они вырвались из-под ярма, которое он на них возложил. Он собирался идти на север. Он собирался вбить этих шотландцев в повиновение. Он поклялся присоединить Шотландию к своей короне, как он сделал с Уэльсом, и ничто — даже его новый брак — не помешает ему немедленно приступить к действию.

Он объяснил своей новобрачной, что должен ее покинуть.

— Такова уж доля королей, малютка. Моя первая жена Элеонора сопровождала меня в моих походах. Таково было ее желание. Куда бы я ни шел, она была неподалеку. Я не брал ее в самую гущу битвы — хотя она бы пошла со мной, упокой Господь ее душу! Нет, она была рядом со мной. Она даже родила мне дочь в Акре. Я верю, ты тоже захочешь быть рядом со мной во все времена.

— О, непременно, — пылко сказала Маргарита.

— Я знаю, — вскричал он. — Теперь я должен идти. Ты последуешь за мной в свое время, но с меньшей поспешностью, чем я. Я хочу, чтобы ты сейчас отправилась в Лондон и пожила там некоторое время в своих покоях в Тауэре. Там тебя увидит народ. Они этого захотят. Мы всегда должны учитывать волю народа… и особенно народа Лондона. Когда придет время, я пошлю за тобой. Ты приедешь?

— Всем сердцем, мой государь.

Он нежно поцеловал ее.

— Ты милая жена, — сказал он, — и я рад, что ты моя. Хотел бы я быть на сорок лет моложе, и даже тогда я был бы старше тебя, милое дитя. Скажу тебе, на что я горячо надеюсь. Возможно, это слишком много — желать такого. Я надеюсь, что ты, быть может, уже носишь дитя.

— Я тоже на это надеюсь, — ответила Маргарита.

— Если это так, пошли ко мне гонца с этой вестью. Это будет для меня очень много значить.

— И для меня, мой государь. Я пошлю гонца без промедления.

— Дай Бог, чтобы наше желание стало явью. Как я проклинаю этого Уоллеса, что отрывает меня от тебя.

— Неужели это всего один человек, мой государь?

— Да, один человек. Ибо без него шотландцы не подняли бы мятеж. Не такой мятеж. С мелкими вылазками мы можем справиться. Но когда появляется великий вождь, тот, кто захватывает воображение народа, вот тогда мы должны быть начеку. Итак, Уильям Уоллес, мой враг, я иду за тобой, и когда ты окажешься в моих руках, я обещаю, ты пожалеешь,